o a tremendous choice. Он стоял, принуждаемый к грозному выбору.
All he had been and all towards which he grew Все, чем он был, и все, к чему рос он,
Must now be left behind or else transform Должно было быть сейчас оставлено сзади либо трансформироваться
Into a self of That which has no name. В самость Того, что не имеет имени.
Alone and fronting an intangible Force Одинокий и стоящий лицом к лицу с неосязаемой Силой,
Which offered nothing to the grasp of Thought, Которая ничего не предлагает для хватки Мысли,
His spirit faced the adventure of the Inane. Его дух встречал Пустоты авантюру.
Abandoned by the worlds of Form he strove. Покинутый мирами Формы, он бился.
A fruitful world-wide Ignorance foundered here; Плодотворное, широкое, как мир, здесь Неведение пало;
Thought's long far-circling journey touched its close Долгое далеко кружащее путешествие мысли своего коснулось конца
And ineffective paused the actor Will. И неэффективная медлила актерская Воля.
The symbol modes of being helped no more, Символические виды бытия не помогали больше,
The structures Nescience builds collapsing failed, Структуры, что Неведение выстроило, осыпаясь обрушились,
And even the spirit that holds the universe Даже дух, что владеет вселенной,
Fainted in luminous insufficiency. В светлой недостаточности упал в обморок.
In an abysmal lapse of all things built В бездонном падении всех вещей возведенных
Transcending every perishable support Любую бренную поддержку превосходящая
And joining at last its mighty origin, И присоединяющая, наконец, свой могучий источник,
The separate self must melt or be reborn Обособленная самость должна расплавиться или перерожденною быть
Into a Truth beyond the mind's appeal. В Истине за пределами апелляции разума.
All glory of outline, sweetness of harmony, Вся слава очертания, сладость гармонии,
Rejected like a grace of trivial notes, Отвергнутые, как грациозность нот тривиальных,
Expunged from Being's silence nude, austere, Вычеркнутые из тишины Бытия, нагой и суровой,
Died into a fine and blissful Nothingness. Умерли в прекрасном и блаженном Ничто.
The Demiurges lost their names and forms, Демиурги утратили свои имена и свои формы,
The great schemed worlds that they had planned and wrought Великие возведенные по схемам миры, что они спланировали и построили,
Passed, taken and abolished one by one. Прошли, забраны, отменены один за другим.
The universe removed its coloured veil, Вселенная удалила свою цветную вуаль,
And at the unimaginable end И в невообразимом конце
Of the huge riddle of created things Огромной загадки сотворенных вещей
Appeared the far-seen Godhead of the whole, Показалось далеко видимое Божество целого,
His feet firm-based on Life's stupendous wings, Его ноги на огромных крыльях Жизни утверждены прочно,
Omnipotent, a lonely seer of Time, Всемогущий, одинокий провидец Времени,
Inward, inscrutable, with diamond gaze. Внутренний, непостижимый, с алмазным взглядом.
Attracted by the unfathomable regard К неизмеримому вниманию привлеченные
The unsolved slow cycles to their fount returned Неразрешившиеся медленные циклы к своему возвращались источнику,
To rise again from that invisible sea. Чтобы снова подняться из этого незримого моря.
All from his puissance born was now undone; Все, из его могущества рожденное, сейчас было разрушено;
Nothing remained the cosmic Mind conceives. Ничто не осталось, что космический Разум задумал.
Eternity prepared to fade and seemed Вечность готовилась выцвести и казалась
A hue and imposition on the Void, Оттенком и налетом на Пустоте,
Space was the fluttering of a dream that sank Пространство было трепетом крылышек мечты, что погибла,
Before its ending into Nothing's deeps. Прежде чем исчезнуть в глубинах Ничто.
The spirit that dies not and the Godhead's self Дух, что не умирает, и Божества самость
Seemed myths projected from the Unknowable; Казались мифами, спроецированными из Непостижимого;
From It all sprang, in It is called to cease. Из Него брало все начало, все призвано в Нем прекратиться.
But what That was, no thought nor sight could tell. Но чем было То, ни мысль, ни зрение сказать не могли.
Only a formless Form of self was left, Лишь бесформенная Форма себя оставалась,
A tenuous ghost of something that had been, Тень, призрак чего-то, что было,
The last experience of a lapsing wave Последнее переживание теряющей силу волны,
Before it sinks into a bourneless sea,- Прежде чем она в беспредельном море утонет, -
As if it kept even on the brink of Nought Словно даже на краю Ничто она сохраняла
Its bare feeling of the ocean whence it came. Свое обнаженное ощущение океана, откуда пришла она.
A Vastness brooded free from sense of Space, Ширь раздумывала, свободная от чувства Пространства,
An Everlastingness cut off from Time; Вечность, отрезанная от Времени;
A strange sublime inalterable Peace Странный непоколебимый возвышенный Мир19
Silent rejected from it world and soul. Тихо отвергал от себя душу и мир20.
A stark companionless Reality Совершенная Реальность без компаньонов
Answered at last to his soul's passionate search: Наконец отвечала его души страстному поиску:
Passionless, wordless, absorbed in its fathomless hush, Бесстрастная, бессловесная, поглощенная в свою бездонную тишь,
Keeping the mystery none would ever pierce, Хранящая мистерию, в которую никто никогда не может проникнуть,
It brooded inscrutable and intangible Она размышляла, непостижимая, неуловимая,
Facing him with its dumb tremendous calm. Встречая его своим немым огромным спокойствием.
It had no kinship with the universe: Она не имела родства со вселенной:
There was no act, no movement in its Vast: Там не было действия, движения в ее Шири:
Life's question met by its silence died on her lips, Жизни вопрос, встреченный ее тишиною, у нее на устах умирал,
The world's effort ceased convicted of ignorance Усилие мира прекращалось, в неведении изобличенное,
Finding no sanction of supernal Light: Не находя санкции небесного Света:
There was no mind there with its need to know, Там не было разума с его нуждой знать,
There was no heart there with its need to love. Там не было сердца с его нуждою любить.
All person perished in its namelessness. Всякая персона гибла в ее безымянности.
There was no second, it had no partner or peer; Там не было секунды, она не имела партнера иль ровни;
Only itself was real to itself. Лишь сама для себя была реальной она.
A pure existence safe from thought and mood, Чистое существование, свободное от настроения и мысли,
A consciousness of unshared immortal bliss, Сознание никем неразделенного блаженства бессмертного,
It dwelt aloof in its bare infinite, Она жила поодаль в свое нагой бесконечности,
One and unique, unutterably sole. Одна, уникальная, невыразимо единственная.
A Being formless, featureless and mute Существо бесформенное, не имеющее черт и безмолвное,
That knew itself by its own timeless self, Что знало себя своей собственной безвременной самостью,
Aware for ever in its motionless depths, Вовеки сознательное в своих бездвижных глубинах,
Uncreating, uncreated and unborn, Не созидающее, не сотворенное и нерожденное,
The One by whom all live, who lives by none, Одно, которым живет все, которое ни кем не живет,
An immeasurable luminous secrecy Неизмеримая светлая тайна,
Guarded by the veils of the Unmanifest, Хранимая вуалями Непроявленного,
Above the changing cosmic interlude Над изменчивой космической интерлюдией,
Abode supreme, immutably the same, Жило, верховное, неизменно прежнее,
A silent Cause occult, impenetrable,- Безмолвная Причина, оккультная, непроницаемая, -
Infinite, eternal, unthinkable, alone. Бесконечная, вечная, немыслимая, одна.
End of Canto One Конец песни первой
Canto II Песнь вторая
THE ADORATION OF THE DIVINE MOTHER Обожание Божественной Матери
A stillness absolute, incommunicable, Тишина абсолютная, непередаваемая,
Meets the sheer self-discovery of the soul; Встречает полное самообнаружение души;
A wall of stillness shuts it from the world, Стена тишины ее запирает от мира,
A gulf of stillness swallows up the sense Бездна тишины поглощает чувство
And makes unreal all that mind has known, И делает нереальным все, что знал разум,
All that the labouring senses still would weave Все, что трудящиеся чувства еще будут плести,
Prolonging an imaged unreality. Продолжая воображаемую изображать нереальность.
Self's vast spiritual silence occupies Space; Обширная духовная тишина Себя оккупировала Пространство;
Only the Inconceivable is left, Только Непостижимый остался,
Only the Nameless without space and time: Только Безымянный без пространства и времени:
Abolished is the burdening need of life: Отменена нужда обременяющая жизни:
Thought falls from us, we cease from joy and grief; Мысль из нас падает, мы уходим из горя и радости;
The ego is dead; we are freed from being and care, Эго мертво; мы свободны от бытия и заботы,
We have done with birth and death and work and fate. Мы покончили с рождением, смертью, работой, судьбой.
O soul, it is too early to rejoice! О душа, еще слишком рано праздновать!
Thou hast reached the boundless silence of the Self, Ты достигла тишины безграничной Себя,
Thou hast leaped into a glad divine abyss; Ты прыгнула в довольную пучину божественную;
But where hast thou thrown Self's mission and Self's power? Но где ты бросила миссию и силу Себя?
On what dead bank on the Eternal's road? На каком мертвом берегу пути Вечного?
One was within thee who was self and world, Внутри тебя был тот, кто был собою и миром,
What hast thou done for his purpose in the stars? Что сделала ты для его намерения в звездах?
Escape brings not the victory and the crown! Побег не приносит венца и победы!
Something thou cam'st to do from the Unknown, Что-то сделать ты пришла из Неведомого,
But nothing is finished and the world goes on Но ничего не закончено и мир идет как и прежде,
Because only half God's cosmic work is done. Ибо сделана лишь половина работы космической Бога.
Only the everlasting No has neared Только приблизилось вечное Нет
And stared into thy eyes and killed thy heart: И всматривалось в твои глаза, и твое сердце убило:
But where is the Lover's everlasting Yes, Но где Любимого вечное Да
And immortality in the secret heart, И в тайном сердце бессмертие,
The voice that chants to the creator Fire, Голос, что поет гимн Огню созидающему,
The symbolled OM, the great assenting Word, То, что символизирует ОМ, разрешающее великое Слово,
The bridge between the rapture and the calm, Мост между восторгом и покоем,
The passion and the beauty of the Bride, Страсть и красота Новобрачной,
The chamber where the glorious enemies kiss, Палата, где враги целуются славные,
The smile that saves, the golden peak of things? Улыбка, что спасает, золотой пик вещей?
This too is Truth at the mystic fount of Life. Это тоже - Истина в мистическом источнике Жизни.
A black veil has been lifted; we have seen Черная вуаль была поднята; мы увидели
The mighty shadow of the omniscient Lord; Могучую тень всезнающего Господа;
But who has lifted up the veil of light Но кто поднял вуаль света
And who has seen the body of the King? И кто увидел тело Царя?
The mystery of God's birth and acts remains Мистерия рождения и актов Бога остается,
Leaving unbroken the last chapter's seal, Оставляя не сломанной печать последней главы,
Unsolved the riddle of the unfinished Play; Неразрешенной загадку Игры незаконченной;
The cosmic Player laughs within his mask, Космический Игрок смеется за своей маской,
And still the last inviolate secret hides И еще последний неоскверненный секрет прячется
Behind the human glory of a Form, За человеческой славой Формы,
Behind the gold eidolon of a Name. За золотым подобием Имени.
A large white line has figured as a goal, Широкая белая линия изображалась как цель,
But far beyond the ineffable suntracks blaze: Но далеко за ее пределами несказанные солнечные дороги сияют:
What seemed the source and end was a wide gate, Что казалось концом и источником, было вратами широкими,
A last bare step into eternity. Последним нагим шагом в вечность.
An eye has opened upon timelessness, Открылись глаза на безвременность,
Infinity takes back the forms it gave, Бесконечность берет назад форму, что дала она раньше,
And through God's darkness or his naked light И через темноту Бога или его голый свет
His million rays return into the Sun. Его миллион лучей возвращается в Солнце.
There is a zero sign of the Supreme; Там - нулевой знак Всевышнего;
Nature left nude and still uncovers God. Природа осталась нагой, все же, являет Бога.
But in her grandiose nothingness all is there: Но в ее грандиозном ничто содержится все:
When her strong garbs are torn away from us, Когда ее прочные платья сорваны с нас,
The soul's ignorance is slain but not the soul: Души убито неведение, но не душа:
The zero covers an immortal face. Ноль скрывает бессмертный лик.
A high and blank negation is not all, Высокое и пустое отрицание - это не все,
A huge extinction is not God's last word, Огромное затухание - Бога не последнее слово,
Life's ultimate sense, the close of being's course, Жизни высшая сцена, окончание существа курса,
The meaning of this great mysterious world. Значение этого великого мистичного мира.
In absolute silence sleeps an absolute Power. В абсолютной тиши спит абсолютная Сила.
Awaking, it can wake the trance-bound soul Просыпаясь, она может пробудить душу, трансом связанную,
And in the ray reveal the parent sun: И в луче обнаружить родителя-солнце:
It can make the world a vessel of Spirit's force, Она может сделать мир сосудом для силы Духа,
It can fashion in the clay God's perfect shape. Она может в глине изваять Бога совершенную форму.
To free the self is but one radiant pace; Освободить себя - лишь один, хоть и светлый шаг;
Here to fulfil himself was God's desire. Здесь осуществить себя было Бога желание.
Even while he stood on being's naked edge И когда он стоял на бытия обнаженном краю
And all the passion and seeking of his soul И вся страсть и весь его души поиск
Faced their extinction in some featureless Vast, Встречали свое затухание в некой черт не имеющей Шири,
The Presence he yearned for suddenly drew close. Присутствие, к которому он стремился, приблизилось.
Across the silence of the ultimate Calm, Через тишину Покоя последнего,
Out of a marvellous Transcendence' core, Из сердцевины некоего чудесного Трансцендентального,
A body of wonder and translucency Тело чуда и полупрозрачности,
As if a sweet mystic summary of her self Словно сладкое мистическое повторение ее самости,
Escaping into the original Bliss В изначальное Блаженство бегущее,
Had come enlarged out of eternity, Пришло, росло, приближаясь из вечности,
Someone came infinite and absolute. Кто-то пришел, бесконечный и абсолютный.
A being of wisdom, power and delight, Существо мудрости, силы, восторга,
Even as a mother draws her child to her arms, Так же как мать, что берет своего ребенка на руки,
Took to her breast Nature and world and soul. Взяла к своей груди Природу, мир и душу.
Abolishing the signless emptiness, Отменяя пустоту, лишенную признаков,
Breaking the vacancy and voiceless hush, Разрушая незаполненность и безгласную тишь,
Piercing the limitless Unknowable, Пронзая беспредельное Непознаваемое,
Into the liberty of the motionless depths В свободу неподвижных глубин
A beautiful and felicitous lustre stole. Красота и счастливый блеск постепенно входили.
The Power, the Light, the Bliss no word can speak Сила, Свет, Блаженство, о которых ни одно слово не может сказать,
Imaged itself in a surprising beam Показали себя в луче неожиданном
And built a golden passage to his heart И построили золотой проход к его сердцу,
Touching through him all longing sentient things. Касаясь через него всех созданий стремящихся, чувствующих.
A moment's sweetness of the All-Beautiful Мгновения сладость Всепрекрасного
Cancelled the vanity of the cosmic whirl. Отменила тщету вихря космического.
A Nature throbbing with a Heart divine Природа, в которой билось Сердце божественное,
Was felt in the unconscious universe; В бессознательной ощущалась вселенной;
It made the breath a happy mystery. Она сделала дыхание мистерией счастливой.
A love that bore the cross of pain with joy Любовь, что несла крест боли с радостью,
Eudaemonised the sorrow of the world, Дала счастье горестям мира,
Made happy the weight of long unending Time, Сделала счастливым вес нескончаемого долгого Времени,
The secret caught of God's felicity. Секрет счастья Бога поймала.
Affirming in life a hidden ecstasy Утверждая в жизни скрытый экстаз,
It held the spirit to its miraculous course; Она вела дух к своему чудесному курсу;
Carrying immortal values to the hours Неся часам бессмертные ценности,
It justified the labour of the suns. Она оправдала труд солнц.
For one was there supreme behind the God. Ибо один там был всевышний позади Бога.
A Mother Might brooded upon the world; Мать Могучая размышляла над миром;
A Consciousness revealed its marvellous front Сознание явило свой лик чудесный,
Transcending all that is, denying none: Превосходящий все существующее, ничего не отрицающий:
Imperishable above our fallen heads Нерушимо над нашими падшими головами
He felt a rapturous and unstumbling Force. Он чувствовал восхитительную неспотыкающуюся Силу.
The undying Truth appeared, the enduring Power Неумирающая показалась Истина, длящаяся Сила
Of all that here is made and then destroyed, Всего, что здесь сделано и затем уничтожено,
The Mother of all godheads and all strengths Мать всех богов и всех сил,
Who, mediatrix, binds earth to the Supreme. Которая, посредница, землю со Всевышним связует.
The Enigma ceased that rules our nature's night, Загадка исчезла, что правит ночью нашей природы,
The covering Nescience was unmasked and slain; Скрывающее Неведение было скинуто и убито;
Its mind of error was stripped off from things Его21 ум заблуждения был с вещей сорван
And the dull moods of its perverting will. И тупые настроения его искажающей воли.
Illumined by her all-seeing identity Освещенные ее всевидящей идентичностью,
Knowledge and Ignorance could strive no more; Знание и Неведение не могли больше бороться;
No longer could the titan Opposites, Больше не могли титанические Противоположности,
Antagonist poles of the world's artifice, Антагонистические полюсы искусства мира,
Impose the illusion of their twofold screen Навязывать иллюзию своей двойной ширмы,
Throwing their figures between us and her. Ставя свои фигуры между нами и ею.
The Wisdom was near, disguised by its own works, Мудрость была близко, своими собственными работами скрытая,
Of which the darkened universe is the robe. Чьим затемненная вселенная является платьем.
No more existence seemed an aimless fall, Существование не казалось больше бесцельным падением,
Extinction was no more the sole release. Затухание не было больше спасением единственным.
The hidden Word was found, the long-sought clue, Скрытое Слово найдено было, ключ долго искомый,
Revealed was the meaning of our spirit's birth, Открыто было значение рождения нашего духа,
Condemned to an imperfect body and mind, Осужденного на несовершенство тела и разума,
In the inconscience of material things На несознание материальных вещей
And the indignity of mortal life. И оскорбление смертною жизнью.
A Heart was felt in the spaces wide and bare, Чувствовалось Сердце в пространствах, широкое и обнаженное,
A burning Love from white spiritual founts Пылающая Любовь из белых духовных источников
Annulled the sorrow of the ignorant depths; Горе невежественных глубин аннулировала;
Suffering was lost in her immortal smile. Страдание было утрачено в ее бессмертной улыбке.
A Life from beyond grew conqueror here of death; Жизнь из запредельного становилась здесь завоевательницей смерти,
To err no more was natural to mind; Не заблуждаться более для ума стало естественным;
Wrong could not come where all was light and love. Неправильное не могло прийти туда, где все было любовью и светом.
The Formless and the Formed were joined in her: Бесформенное и Сформированное объединены были в ней:
Immensity was exceeded by a look, Необъятность была превзойдена одним взглядом,
A Face revealed the crowded Infinite. Лик открыл полную толп Бесконечность.
Incarnating inexpressibly in her limbs Инкарнирующая невыразимо в ее члены
The boundless joy the blind world-forces seek, Безграничная радость, которую мировые силы ищут слепые,
Her body of beauty mooned the seas of bliss. Ее тело красы освещало луною моря блаженства.
At the head she stands of birth and toil and fate, У истока она стоит рождения, труда и судьбы,
In their slow round the cycles turn to her call; В своем медленном круге циклы на ее зов поворачивают;
Alone her hands can change Time's dragon base. Одни ее руки изменить могут драконью основу Времени.
Hers is the mystery the Night conceals; Это ее мистерию Ночь прячет;
The spirit's alchemist energy is hers; Алхимическая энергия духа - ее;
She is the golden bridge, the wonderful fire. Она - золотой мост, чудесный огонь.
The luminous heart of the Unknown is she, Светлое сердце Неведомого - это она,
A power of silence in the depths of God; Мощь безмолвия в глубинах Бога;
She is the Force, the inevitable Word, Она есть Сила, нерушимое Слово,
The magnet of our difficult ascent, Магнит нашего восхождения трудного,
The Sun from which we kindle all our suns, Солнце, из которого мы зажигаем все наши солнца,
The Light that leans from the unrealised Vasts, Свет, что из нереализованных Ширей склоняется,
The joy that beckons from the impossible, Радость, что манит из невозможного,
The Might of all that never yet came down. Мощь всего, что еще никогда вниз не сходило.
All Nature dumbly calls to her alone Вся Природа к ней одной немо взывает
To heal with her feet the aching throb of life Исцелить своими ногами болящее биение жизни
And break the seals on the dim soul of man И сломать печати на смутной душе человека,
And kindle her fire in the closed heart of things. И зажечь ее огонь в закрытых сердцах вещей.
All here shall be one day her sweetness' home, Все здесь однажды будет ее сладости домом,
All contraries prepare her harmony; Все противоположности готовят ее гармонию;
Towards her our knowledge climbs, our passion gropes; К ней взбирается наше знание, наша страсть идет ощупью;
In her miraculous rapture we shall dwell, В ее чудесном восторге мы будем жить,
Her clasp shall turn to ecstasy our pain. Ее объятие превратит в экстаз нашу боль.
Our self shall be one self with all through her. Наша самость будет единой самостью со всеми через нее.
In her confirmed because transformed in her, В ней подтвержденная, ибо в ней трансформированная,
Our life shall find in its fulfilled response Наша жизнь найдет в своем осуществленном ответе
Above, the boundless hushed beatitudes, Свыше безграничные смолкшие счастья,
Below, the wonder of the embrace divine. Внизу - божественного объятия чудо.
This known as in a thunder-flash of God, Это, знаемое как в громовой вспышке Бога,
The rapture of things eternal filled his limbs; Восторг вещей вечных его члены наполнил;
Amazement fell upon his ravished sense; Изумление поразило его в восторг потонувшее чувство;
His spirit was caught in her intolerant flame. Его дух был пойман в ее нетерпимое пламя.
Once seen, his heart acknowledged only her. Однажды увидев, его сердце признавало только ее.
Only a hunger of infinite bliss was left. Только голод по бесконечному блаженству остался.
All aims in her were lost, then found in her; Все цели в ней были утрачены, затем найдены в ней;
His base was gathered to one pointing spire. Его основа была собрана в один указующий шпиль.
This was a seed cast into endless Time. Это было семенем, брошенным в бесконечное Время.
A Word is spoken or a Light is shown, Сказанное Слово или показанный Свет,
A moment sees, the ages toil to express. Мгновение видит который, эпохи трудятся выразить.
So flashing out of the Timeless leaped the worlds; Так, сверкнув из Безвременного, миры прыгнули;
An eternal instant is the cause of the years. Вечный момент есть причина годов.
All he had done was to prepare a field; Все, что он сделал, было подготовкою поля;
His small beginnings asked for a mighty end: Его маленькие начала просили завершения могучего:
For all that he had been must now new-shape Ибо все это он должен был сейчас сформировать заново,
In him her joy to embody, to enshrine Чтобы в себе воплотить ее радость, поместить
Her beauty and greatness in his house of life. Ее красоту и величие в свой дом жизни.
But now his being was too wide for self; Но сейчас его существо было слишком широко для себя;
His heart's demand had grown immeasurable: Его сердца требование становилось безмерным:
His single freedom could not satisfy, Его одинокая свобода удовлетворить не могла,
Her light, her bliss he asked for earth and men. Ее свет, ее блаженство он просил для земли и людей.
But vain are human power and human love Но тщетна человеческая сила и любовь человеческая,
To break earth's seal of ignorance and death; Чтобы земли печать неведения и смерти сломать;
His nature's might seemed now an infant's grasp; Его природы мощь сейчас казалась хваткой младенца;
Heaven is too high for outstretched hands to seize. Слишком высоки для протянутой руки небеса.
This Light comes not by struggle or by thought; Это Свет не приходит усильем иль мыслью;
In the mind's silence the Transcendent acts В тишине разума действует Трансцендентальный
And the hushed heart hears the unuttered Word. И смолкшее сердце слышит несказанное Слово.
A vast surrender was his only strength. Безбрежная сдача была его единственной силой.
A Power that lives upon the heights must act, Сила, что живет на высотах, должна действовать,
Bring into life's closed room the Immortal's air Принести в жизни закрытую комнату воздух Бессмертия
And fill the finite with the Infinite. И наполнить Бесконечным конечное.
All that denies must be torn out and slain Все, что отрицает, должно быть убито и вырвано,
And crushed the many longings for whose sake И сокрушены многие страсти, ради которых
We lose the One for whom our lives were made. Мы теряем Одного, для которого наши были сделаны жизни.
Now other claims had hushed in him their cry: Сейчас другие требования в нем свой крик прекратили:
Only he longed to draw her presence and power Он лишь стремился привлечь ее присутствие и ее силу
Into his heart and mind and breathing frame; В свое сердце и разум, и дышащую форму;
Only he yearned to call for ever down Он лишь стремился звать вечно вниз
Her healing touch of love and truth and joy Ее исцеляющее касание любви, истины, радости
Into the darkness of the suffering world. Во тьму мира страдающего.
His soul was freed and given to her alone. Его душа была свободна и ей одной отдана.
End of Canto Two Конец песни Второй
Canto III Песнь третья
THE HOUSE OF THE SPIRIT AND THE NEW CREATION Дом Духа и новое творение
A mightier task remained than all he had done. Более могучая оставалась задача, чем все, что он сделал.
To That he turned from which all being comes, Он повернулся к Тому, из которого бытие все приходит,
A sign attending from the Secrecy Внимающий из Тайны знак,
Which knows the Truth ungrasped behind our thoughts Который знает неуловленную Истину позади наших мыслей
And guards the world with its all-seeing gaze. И ведет мир своим всевидящим взглядом.
In the unapproachable stillness of his soul, В своей души тишине неприступной,
Intense, one-pointed, monumental, lone, Интенсивный, однонаправленный, монументальный, уединенный,
Patient he sat like an incarnate hope Терпеливый он, как инкарнировавшая надежда, сидел,
Motionless on a pedestal of prayer. Неподвижный на пьедестале молитвы.
A strength he sought that was not yet on earth, Он искал силу, которой на земле еще не было,
Help from a Power too great for mortal will, Помощи от Могущества, для смертной воли слишком великого,
The light of a Truth now only seen afar, Света Истины, ныне видимого лишь вдалеке,
A sanction from his high omnipotent Source. От его высокого всемогущего Источника санкции.
But from the appalling heights there stooped no voice; Но с пугающих высот не слетало ни голоса;
The timeless lids were closed; no opening came. Безвременные веки были закрыты; не открывалось ничто.
A neutral helpless void oppressed the years. Нейтральная беспомощная пустота давила на годы.
In the texture of our bound humanity В текстуре нашей природы человеческой связанной
He felt the stark resistance huge and dumb Он ощущал абсолютное сопротивление, немое, огромное,
Of our inconscient and unseeing base, Нашей несознательной и невидящей базы,
The stubborn mute rejection in life's depths, Упрямое, отрицание в глубинах жизни безмолвное,
The ignorant No in the origin of things. Невежественное Нет в истоке вещей.
A veiled collaboration with the Night Завуалированное сотрудничество с Ночью
Even in himself survived and hid from his view: Даже в нем самом выжило и от его зрения пряталось:
Still something in his earthly being kept Что-то еще в его земном существе сохраняло
Its kinship with the Inconscient whence it came. Свое родство с Несознанием, откуда пришло оно.
A shadowy unity with a vanished past Тенистое единство с исчезнувшим прошлым,
Treasured in an old-world frame was lurking there, Сохраненное в мировом старом каркасе, таилось там,
Secret, unnoted by the illumined mind, Тайное, не замеченное освещенным умом,
And in subconscious whispers and in dream И в подсознательных шепотах и во сне
Still murmured at the mind's and spirit's choice. Еще ворчало над выбором духа и разума.
Its treacherous elements spread like slippery grains Его предательские элементы распространялись, как скользкие крупицы,
Hoping the incoming Truth might stumble and fall, Надеясь, что входящая Истина запнется и упадет,
And old ideal voices wandering moaned И старые идеальные голоса скитаясь стонали
And pleaded for a heavenly leniency И о снисходительности неба молили
To the gracious imperfections of our earth К добрым несовершенствам нашей земли
And the sweet weaknesses of our mortal state. И сладкой слабости нашего состояния смертного.
This now he willed to discover and exile, Это сейчас он решил обнаружить, изгнать,
The element in him betraying God. Тот элемент в нем, что предавал Бога.
All Nature's recondite spaces were stripped bare, Всей Природы пространства неясные обнажены были,
All her dim crypts and corners searched with fire Все ее тусклые склепы и углы обыскивались с огнем,
Where refugee instincts and unshaped revolts Где убежавшие инстинкты и бесформенные бунтовщики
Could shelter find in darkness' sanctuary Могли найти убежище в святилище тьмы
Against the white purity of heaven's cleansing flame. От белой чистоты очищающего пламени неба.
All seemed to have perished that was undivine: Все, казалось, погибло, что небожественным было:
Yet some minutest dissident might escape Однако еще какой-то мельчайший диссидент мог убежать
And still a centre lurk of the blind force. И еще скрывался слепой силы центр.
For the Inconscient too is infinite; Ибо бесконечно Несознание тоже;
The more its abysses we insist to sound, Чем с большим упорством мы стремимся его пучины измерить,
The more it stretches, stretches endlessly. Тем больше оно простирается, бесконечно вытягивается.
Then lest a human cry should spoil the Truth Затем, чтобы Истину человеческий крик не ограбил,
He tore desire up from its bleeding roots Он сорвал желание с его кровоточащих корней
And offered to the gods the vacant place. И предложил богам свободное место.
Thus could he bear the touch immaculate. Так он сносить касание безупречного мог.
A last and mightiest transformation came. Последняя и самая могучая пришла трансформация.
His soul was all in front like a great sea Его душа была вся впереди, как великое море,
Flooding the mind and body with its waves; Затопляющее разум и тело своими волнами;
His being, spread to embrace the universe, Его существо, простертое объять вселенную,
United the within and the without Объединило внутреннее и внешнее,
To make of life a cosmic harmony, Чтобы космическую сделать из жизни гармонию,
An empire of the immanent Divine. Империю Божества имманентного.
In this tremendous universality В этой огромной универсальности
Not only his soul-nature and mind-sense Не только его душа-природа и разум-чувство
Included every soul and mind in his, Заключали каждую душу и каждый разум в его,
But even the life of flesh and nerve was changed Но была изменена даже жизнь плоти и нерва
And grew one flesh and nerve with all that lives; И становилась единой плотью и нервом со всем, что живет;
He felt the joy of others as his joy, Он чувствовал радость других как свою радость,
He bore the grief of others as his grief; Он нес горе других как свое горе;
His universal sympathy upbore, Его универсальная симпатия поддерживала,
Immense like ocean, the creation's load Необъятная как океан, бремя творения,
As earth upbears all beings' sacrifice, Как земля поддерживает всех существ жертву,
Thrilled with the hidden Transcendent's joy and peace. Трепеща со скрытого Трансцендентального миром и радостью.
There was no more division's endless scroll; Там не было больше разделения бесконечного свитка;
One grew the Spirit's secret unity, Один становился Духа тайным единством,
All Nature felt again the single bliss. Вся Природа вновь ощущала блаженство единое.
There was no cleavage between soul and soul, Там не было расщелины между одной душой и другою,
There was no barrier between world and God. Там не было барьера между миром и Богом.
Overpowered were form and memory's limiting line; Пересилена была форма и ограничивающая линия памяти;
The covering mind was seized and torn apart; Покрывающий разум был схвачен и сорван;
It was dissolved and now no more could be, Был растворен и ныне не мог больше быть,
The one Consciousness that made the world was seen; Одно Сознание, что сделало мир, было видимо;
All now was luminosity and force. Все сейчас было ярким светом и силой.
Abolished in its last thin fainting trace Отмененный в своем последнем тонком следе тающем
The circle of the little self was gone; Ушел круг маленькой самости;
The separate being could no more be felt; Обособленное существо ощущаться не могло больше;
It disappeared and knew itself no more, Оно исчезло и больше не знало себя,
Lost in the spirit's wide identity. Утраченное в широкой идентичности духа.
His nature grew a movement of the All, Его природа становилась движением Всего,
Exploring itself to find that all was He, Исследующим себя, чтобы найти, что все было Им,
His soul was a delegation of the All Его душа была делегатом Всего,
That turned from itself to join the one Supreme. Что от себя повернулось, чтобы к одному присоединиться Всевышнему.
Transcended was the human formula; Превзойдена была человеческая формула;
Man's heart that had obscured the Inviolable Человека сердце, что затемняло Нерушимого,
Assumed the mighty beating of a god's; Приняло могучий стук сердца бога;
His seeking mind ceased in the Truth that knows; Его ищущий разум прекратился в Истине, которая знает;
His life was a flow of the universal life. Его жизнь была универсальной жизни течением.
He stood fulfilled on the world's highest line Он стоял, осуществленный, на высшей линии мира,
Awaiting the ascent beyond the world, Ожидая восхождения за пределы мира,
Awaiting the descent the world to save. Ожидая нисхождения, чтобы спасти мир.
A Splendour and a Symbol wrapped the earth, Великолепие и Символ окутали землю,
Serene epiphanies looked and hallowed vasts Безоблачное богоявление смотрело и освящало просторы
Surrounded, wise infinitudes were close Окруженные, мудрые бесконечности были вблизи
And bright remotenesses leaned near and kin. И светлые дали склонялись, родные и близкие.
Sense failed in that tremendous lucency; Чувство не в состоянии в той огромной светлоте оказалось;
Ephemeral voices from his hearing fell Эфемерные голоса из его слуха пали
And Thought potent no more sank large and pale И Мысль могучая не тонула, большая и бледная,
Like a tired god into mysterious seas. Как утомленный бог, в мистические моря.
The robes of mortal thinking were cast down Платья смертного мышления были сброшены вниз,
Leaving his knowledge bare to absolute sight; Оставляя его знание обнаженным перед абсолютным зрением;
Fate's driving ceased and Nature's sleepless spur: Правление судьбы прекратилось и бессонные шпоры природы:
The athlete heavings of the will were stilled Успокоились атлетические вздымания воли
In the Omnipotent's unmoving peace. Во Всемогущего неподвижном покое.
Life in his members lay down vast and mute; Жизнь в его членах улеглась, обширная и немая;
Naked, unwalled, unterrified it bore Обнаженная, не огражденная стенами, не боящаяся, она сносила
The immense regard of Immortality. Необъятное внимание Бессмертия.
The last movement died and all at once grew still. Последнее движение умерло, и все сразу стало бездвижным.
A weight that was the unseen Transcendent's hand Вес, что был незримого Трансцендентального рукою,
Laid on his limbs the Spirit's measureless seal, Положил на его члены печать неизмеримую Духа,
Infinity swallowed him into shoreless trance. Бесконечность его в безбрежный транс поглотила.
As one who sets his sail towards mysteried shores Как тот, кто направляет свой парус к мистическим берегам,
Driven through huge oceans by the breath of God, Увлекаемый через океаны огромные дыханием Бога,
The fathomless below, the unknown around, Бездонные снизу, вокруг неизвестные,
His soul abandoned the blind star-field, Space. Его душа покинула слепое звездное поле, Пространство.
Afar from all that makes the measured world, Далеко от всего, что измеримый мир образует,
Plunging to hidden eternities it withdrew Ныряя к сокрытым вечностям, она отступила
Back from mind's foaming surface to the Vasts Назад из пенящейся поверхности разума к Ширям,
Voiceless within us in omniscient sleep. Безгласным внутри нас во всезнающем сне.
Above the imperfect reach of word and thought, Над несовершенными пределами слова и мысли,
Beyond the sight that seeks support of form, По ту сторону зрения, что ищет поддержки формы,
Lost in deep tracts of superconscient Light, Затерянный в глубоких трактах суперсознательного Света
Or voyaging in blank featureless Nothingness, Или путешествующий в пустом не имеющем черт Ничего,
Sole in the trackless Incommensurable, Один в непроторенном Несоизмеримом,
Or past not-self and self and selflessness, Или мимо не-самости, самости и отсутствия самости
Transgressing the dream-shores of conscious mind Пересекая берега-грезы сознательного разума,
He reached at last his sempiternal base. Он достиг, наконец, своей вечной основы.
On sorrowless heights no winging cry disturbs, На безгорестных высях, которые ни один взлетающий крик не тревожит,
Pure and untouched above this mortal play Чистых и незатрагиваемых над этой смертной игрой,
Is spread the spirit's hushed immobile air. Простирается духа смолкший неподвижный воздух.
There no beginning is and there no end; Там нет начала, и там нет конца;
There is the stable force of all that moves; Там - стабильная сила всего, что движется;
There the aeonic labourer is at rest. Там эпохальный труд отдыхает.
There turns no keyed creation in the void, Заведенное творение там в пустоте не кружит,
No giant mechanism watched by a soul; Никакой гигантский механизм не наблюдается душой;
There creaks no fate-turned huge machinery; Там не скрипят судьбою вращаемые машины огромные;
The marriage of evil with good within one breast, В одной груди свадьба зла и добра,
The clash of strife in the very clasp of love, Столкновение борьбы в каждом объятии любви,
The dangerous pain of life's experiment Боль эксперимента жизни опасная
In the values of Inconsequence and Chance, В ценностях Случайности и Непоследовательности,
The peril of mind's gamble, throwing our lives Опасность игры рискованной разума, наши жизни бросающей
As stake in a wager of indifferent gods На кон в ставке равнодушных богов,
And the shifting lights and shadows of the idea И непостоянные блики света и тени идеи,
Falling upon the surface consciousness, На поверхностное сознание падающие
And in the dream of a mute witness soul И в дреме свидетельствующей безмолвной души
Creating the error of a half-seen world Творящие ошибку полузримого мира,
Where knowledge is a seeking ignorance, Где знание есть неведения поиски,
Life's steps a stumbling series without suit, Шаги жизни - запинающаяся невпопад серия,
Its aspect of fortuitous design, Ее аспект случайного назначения,
Its equal measure of the true and false Ее равная мерка подлинного и фальшивого
In that immobile and immutable realm В том неподвижном и неизменном царстве
Find no access, no cause, no right to live: Не находили ни доступа, ни причины, ни права жить:
There only reigns the spirit's motionless power Царила единственно духа неподвижная сила,
Poised in itself through still eternity Самоуравновешенная в тихой вечности
And its omniscient and omnipotent peace. И своем всемогущем и всезнающем мире22.
Thought clashes not with thought and truth with truth, Мысль не сталкивалась с мыслью, а истина - с истиной,
There is no war of right with rival right; Там не было войны права с правом соперничающим;
There are no stumbling and half-seeing lives Там не было спотыкающихся и полувидящих жизней,
Passing from chance to unexpected chance, Шагающих от случая к непредвиденному случаю,
No suffering of hearts compelled to beat Ни страдания сердец, принужденных стучать
In bodies of the inert Inconscient's make. В телах, инертным Несознанием сделанных.
Armed with the immune occult unsinking Fire Вооруженные неприкосновенным оккультным негасимым Огнем
The guardians of Eternity keep its law Стражи Вечности закон охраняют его,
For ever fixed upon Truth's giant base Вечно фиксированный на гигантском фундаменте Истины
In her magnificent and termless home. В ее величественном и безграничном доме.
There Nature on her dumb spiritual couch Там Природа на своем немом ложе духовном,
Immutably transcendent knows her source Неизменно трансцендентальная, свой знает источник
And to the stir of multitudinous worlds И на движение миров многочисленных
Assents unmoved in a perpetual calm. Соглашается, неподвижная в вечном покое.
All-causing, all-sustaining and aloof, Всёвызывающий, всеподдерживающий и отчужденный,
The Witness looks from his unshaken poise, Свидетель из своего непоколебимого равновесия смотрит,
An Eye immense regarding all things done. Огромный Глаз, внимательно глядящий на все сотворенные вещи.
Apart, at peace above creation's stir, Обособленный, пребывая в мире23 над суетою творения,
Immersed in the eternal altitudes, Погрузившись в вечные выси,
He abode defended in his shoreless self, Он жил, в своей самости защищенный безбрежной,
Companioned only by the all-seeing One. В компании всевидящего Одного лишь.
A Mind too mighty to be bound by Thought, Разум, слишком могучий, чтобы быть связанным Мыслью,
A Life too boundless for the play in Space, Жизнь, для игры в Пространстве чересчур безграничная,
A Soul without borders unconvinced of Time, Душа без границ, не убежденная Временем,
He felt the extinction of the world's long pain, Долгой боли мира он ощущал угасание,
He became the unborn Self that never dies, Он стал нерожденным Собой, что никогда не умирает,
He joined the sessions of Infinity. Он присоединился к Бесконечности сессиям.
On the cosmic murmur primal loneliness fell, На космический шелест изначальное легло одиночество,
Annulled was the contact formed with time-born things, Аннулирован был контакт сформированный с вещами, рожденными временем,
Empty grew Nature's wide community. Пустота стала широкой общиной Природы.
All things were brought back to their formless seed, Все вещи были возвращены в свое семя бесформенное,
The world was silent for a cyclic hour. Мир смолк на циклический час.
Although the afflicted Nature he had left Хотя страдающая Природа, что он оставил,
Maintained beneath him her broad numberless fields, Под ним свои широкие бесчисленные поля сохраняла,
Her enormous act, receding, failed remote Ее огромное действо, отступая, исчезло вдали,
As if a soulless dream at last had ceased. Словно сон без души наконец прекратился.
No voice came down from the high Silences, Ни один голос не приходил вниз с высоких Молчаний,
None answered from her desolate solitudes. Никто не отвечал с ее покинутых опустевших полей.
A stillness of cessation reigned, the wide Безмолвие прекращения царило, широкая
Immortal hush before the gods are born; Бессмертная тишина до того, как рождены были боги;
A universal Force awaited, mute, Универсальная Сила ждала, молчаливая,
The veiled Transcendent's ultimate decree. Завуалированного Трансцендентального декрета последнего.
Then suddenly there came a downward look. Затем внезапно туда пришел взгляд, направленный вниз.
As if a sea exploring its own depths, Словно море, свои собственные глубины исследующее,
A living Oneness widened at its core Живое Единство расширилось в своей сердцевине
And joined him to unnumbered multitudes. И присоединило его к неисчислимым множествам.
A Bliss, a Light, a Power, a flame-white Love Блаженство, Свет, Сила, Любовь пламенно-белая
Caught all into a sole immense embrace; Поймали все в одно объятие безмерное;
Existence found its truth on Oneness' breast Существование нашло свою истину на Единства груди,
And each became the self and space of all. И каждый стал собою и пространством всего.
The great world-rhythms were heart-beats of one Soul, Великие мировые ритмы были одной Души ударами сердца,
To feel was a flame-discovery of God, Чувствовать было пламенным обнаружением Бога,
All mind was a single harp of many strings, Весь ум был единой арфой множества струн,
All life a song of many meeting lives; Вся жизнь - песней многих встречающихся жизней;
For worlds were many, but the Self was one. Ибо миров было много, но Сам был один.
This knowledge now was made a cosmos' seed: Это знание сейчас было сделано семенем космоса:
This seed was cased in the safety of the Light, Это семя было в безопасность Света положено,
It needed not a sheath of Ignorance. Оно не нуждалась в оболочках Неведения.
Then from the trance of that tremendous clasp Затем из транса того объятия огромного
And from the throbbings of that single Heart И из пульсаций этого единого Сердца,
And from the naked Spirit's victory И из обнаженного Духа победы
A new and marvellous creation rose. Новое и чудесное творение встало.
Incalculable outflowing infinitudes Неисчислимые переливающиеся через край бесконечности,
Laughing out an unmeasured happiness Смеявшиеся из неизмеримого счастья,
Lived their innumerable unity; Жили своим бессчетным единством;
Worlds where the being is unbound and wide Миры, где бытие не связанно и широко,
Bodied unthinkably the egoless Self; Немыслимо воплощали Себя, от эго свободного;
Rapture of beatific energies Восторг блаженных энергий
Joined Time to the Timeless, poles of a single joy; Присоединял Время к Безвременью, единой радости полюсы;
White vasts were seen where all is wrapped in all. Белые шири были видны, где во всем все обернуто.
There were no contraries, no sundered parts, Там не было ни противоположностей, ни разделенных частей,
All by spiritual links were joined to all Все духовными звеньями присоединены ко всем были
And bound indissolubly to the One: И привязаны к Одному неразрывно:
Each was unique, but took all lives as his own, Каждый был уникален, но принимал все жизни как свою собственную,
And, following out these tones of the Infinite, И, следуя до конца этим тонам Бесконечного,
Recognised in himself the universe. Вселенную в самом себе узнавал.
A splendid centre of infinity's whirl Вихря бесконечности центр великолепный
Pushed to its zenith's height, its last expanse, Толкал к своего зенита вершине, к своей последней экспансии,
Felt the divinity of its own self-bliss Ощущал божественность своего собственного самоблаженства,
Repeated in its numberless other selves: Повторял в своей бесчисленности другие самости:
It took up tirelessly into its scope Неутомимо в свои пределы он24 брал
Persons and figures of the Impersonal, Персоны и фигуры Имперсонального,
As if prolonging in a ceaseless count, Словно продолжая в непрестанном подсчете,
In a rapturous multiplication's sum, В итоге умножения восторженного,
The recurring decimals of eternity. Растущую десятичную вечности.
None was apart, none lived for himself alone, Никто не был порознь, никто не жил для себя одного,
Each lived for God in him and God in all, Каждый жил для Бога в себе и Бога во всем,
Each soleness inexpressibly held the whole. Каждое одиночество содержало неописуемо целое.
There Oneness was not tied to monotone; Там Единство к монотонности привязано не было;
It showed a thousand aspects of itself, Оно показывало тысячи аспектов себя,
Its calm immutable stability Его неизменная стабильность спокойная
Upbore on a changeless ground for ever safe, Поддерживала на неизменной почве всегда в безопасности,
Compelled to a spontaneous servitude, Принуждала на спонтанное рабство
The ever-changing incalculable steps, Неисчислимые шаги, вечно меняющиеся,
The seeming-reckless dance's subtle plan Тонкий план танца, безрассудного с виду,
Of immense world-forces in their perfect play. Огромных мировых сил в их совершенной игре.
Appearance looked back to its hidden truth Внешнее глядело назад на сво...
Продолжение на следующей странцие...
