ю скрытую правду
And made of difference oneness' smiling play; И из различия делала единства игру улыбающуюся;
It made all persons fractions of the Unique, Оно все персоны частицами Уникального делало,
Yet all were being's secret integers. Однако все были бытия тайными целыми.
All struggle was turned to a sweet strife of love Всякая борьба превращена была в спор сладкий любви
In the harmonised circle of a sure embrace. В гармоничном круге надежных объятий.
Identity's reconciling happiness gave Идентичности примиряющее счастье давало
A rich security to difference. Надежную безопасность различию.
On a meeting line of hazardous extremes На линии встречи рискованных крайностей
The game of games was played to its breaking-point, Игра игр до своего предела игралась,
Where through self-finding by divine self-loss Где через самообнаружение божественной самоутратой
There leaps out unity's supreme delight Выпрыгивает единства верховный восторг,
Whose blissful undivided sweetness feels Чья блаженная неразделенная сладость чувствует
A communality of the Absolute. Общность Абсолюта.
There was no sob of suffering anywhere; Там нигде рыдания страданий не было;
Experience ran from point to point of joy: Переживание от одной точки Радости бежало к другой:
Bliss was the pure undying truth of things. Блаженство было чистой неумирающей правдой вещей.
All Nature was a conscious front of God: Вся Природа была фасадом сознательным Бога:
A wisdom worked in all, self-moved, self-sure, Во всем работала мудрость, самодвижимая, самонадежная,
A plenitude of illimitable Light, Полнота беспредельного Света,
An authenticity of intuitive Truth, Аутентичность интуитивной Истины,
A glory and passion of creative Force. Слава и страсть созидательной Силы.
Infallible, leaping from eternity, Непогрешимая, из вечности прыгающая
The moment's thought inspired the passing act. Мгновения мысль вдохновляла преходящее действие.
A word, a laughter, sprang from Silence' breast, Слово, смех выпрыгивали из груди Тишины,
A rhythm of Beauty in the calm of Space, Ритм Красоты в покое Пространства,
A knowledge in the fathomless heart of Time. Знание в бездонном сердце Времени.
All turned to all without reserve's recoil: Все ко всем поворачивались без отшатывания скрытости:
A single ecstasy without a break, Единый экстаз, не нарушаемый,
Love was a close and thrilled identity Любовь была близкой идентичностью трепетной
In the throbbing heart of all that luminous life. В стучащем сердце всей той светлой жизни.
A universal vision that unites, Зрение, которое объединяет, универсальное,
A sympathy of nerve replying to nerve, Симпатия нерва, отвечающего нерву,
Hearing that listens to thought's inner sound Слух, что ко внутреннему звуку мысли прислушивается
And follows the rhythmic meanings of the heart, И следует ритмическим значениям сердца,
A touch that needs not hands to feel, to clasp, Касание, что не нуждается в руках, чтобы чувствовать, чтобы держать,
Were there the native means of consciousness Были там сознания прирожденными средствами
And heightened the intimacy of soul with soul. И увеличивали души близость с душою.
A grand orchestra of spiritual powers, Духовных сил оркестр величественный,
A diapason of soul-interchange Диапазон душевного взаимообмена
Harmonised a Oneness deep, immeasurable. Гармонизировал Единство глубокое, неизмеримое.
In these new worlds projected he became В этих новых мирах отраженный, он стал
A portion of the universal gaze, Частью универсального взгляда,
A station of the all-inhabiting light, Постом везде живущего света,
A ripple on a single sea of peace. Рябью на море мира25 едином
His mind answered to countless communing minds, Его ум отвечал общающимся бессчетным умам,
His words were syllables of the cosmos' speech, Его слова были слогами речи космоса,
His life a field of the vast cosmic stir. Его жизнь - обширного космического движения полем.
He felt the footsteps of a million wills Он ощущал шаги миллионов намерений26,
Moving in unison to a single goal. Движущихся во вселенной к единственной цели.
A stream ever new-born that never dies, Поток, вечно новорожденный, что никогда не умирает,
Caught in its thousandfold current's ravishing flow, Ловил в своего тысячекратного течения восхитительном беге,
With eddies of immortal sweetness thrilled, Трепетал в водоворотах бессмертной сладости,
He bore coiling through his members as they passed Он ощущал вьющиеся через его члены, когда они проходили,
Calm movements of interminable delight, Бесконечного восторга движения спокойные,
The bliss of a myriad myriads who are one. Блаженство мириад мириадов, которые есть одно.
In this vast outbreak of perfection's law В этой обширной вспышке закона совершенства,
Imposing its fixity on the flux of things Навязывающего свою фиксированность на течение вещей,
He saw a hierarchy of lucent planes Он видел иерархию светящихся планов,
Enfeoffed to this highest kingdom of God-state. Входящих поместьями в это высшее царство статуса Бога.
Attuning to one Truth their own right rule Настраивая в тон с одной Истиной их собственное законное право,
Each housed the gladness of a bright degree, Каждый был жилищем довольства светлой ступени,
Alone in beauty, perfect in self-kind, Один в красоте, в роде своем совершенный,
An image cast by one deep truth's absolute, Образ, абсолютом одной глубокой истины брошенный,
Married to all in happy difference. Сочетался браком со всеми в счастливом различии.
Each gave its powers to help its neighbours' parts, Каждый давал свои силы, чтобы помочь своего соседа частям,
But suffered no diminution by the gift; Но не испытывал уменьшения от своего дара;
Profiteers of a mystic interchange, Барышники взаимообмена мистического,
They grew by what they took and what they gave, Они росли тем, что они брали, и тем, что давали,
All others they felt as their own complements, Всех других они ощущали дополнениями собственными,
One in the might and joy of multitude. Едиными в мощи и радости множества.
Even in the poise where Oneness draws apart Даже в равновесии, где Единство порознь держит,
To feel the rapture of its separate selves, Чтобы чувствовать восторг своих обособленных самостей,
The Sole in its solitude yearned towards the All В своем уединении ко Всему стремился Единственный
And the Many turned to look back at the One. И Множественный смотреть на Одного поворачивался.
An all-revealing all-creating Bliss, Всеобнаруживающее Блаженство всесозидающее,
Seeking for forms to manifest truths divine, Ищущее форм для проявления божественных истин,
Aligned in their significant mystery Выстроенные в их мистерии значительной
The gleams of the symbols of the Ineffable Проблески символов Невыразимого
Blazoned like hues upon a colourless air Мерцали гербом, как на воздухе бесцветном оттенки,
On the white purity of the Witness Soul. На чистоте Души-Свидетеля белой.
These hues were the very prism of the Supreme, Эти оттенки были истинной призмой Всевышнего,
His beauty, power, delight creation's cause. Его красотою, силой, восторженного творения причиной.
A vast Truth-Consciousness took up these signs Обширное Сознание-Истина брало эти знаки,
To pass them on to some divine child Heart Чтобы переложить их на некое божественное детское Сердце,
That looked on them with laughter and delight Что глядело на них с восторгом и смехом
And joyed in these transcendent images И этим трансцендентальным образам радовалось,
Living and real as the truths they house. Живым и реальным, как те истины, чьим они служат домом.
The Spirit's white neutrality became Духа нейтральность белая стала
A playground of miracles, a rendezvous Игровою площадкой чудес, местом свидания
For the secret powers of a mystic Timelessness: Сил мистического Безвременья тайных:
It made of Space a marvel house of God, Оно делало из Пространства чудесный дом Бога,
It poured through Time its works of ageless might, Оно изливала сквозь Время свои работы безвозрастной мощи,
Unveiled seen as a luring rapturous face Лишенное покровов, выглядело как притягивающий восхитительный лик,
The wonder and beauty of its Love and Force. Чудо и красота его Любви и его Силы.
The eternal Goddess moved in her cosmic house Вечная Богиня двигалась в ее космическом доме,
Sporting with God as a Mother with her child: Играя с Богом, как со своим дитя Мать:
To him the universe was her bosom of love, Ему вселенная была ее грудью любви,
His toys were the immortal verities. Его игрушками были бессмертные истины.
All here self-lost had there its divine place. Все, здесь самоутраченное, там было на своем божественном месте.
The Powers that here betray our hearts and err, Силы, что здесь предают наши сердца и ошибаются,
Were there sovereign in truth, perfect in joy, Были там суверенными в истине, совершенными в радости,
Masters in a creation without flaw, В творении без изъяна хозяевами,
Possessors of their own infinitude. Владельцами в своей бесконечности собственной.
There Mind, a splendid sun of vision's rays, Там Разум, великолепное солнце лучей видения,
Shaped substance by the glory of its thoughts Формировал славой своих мыслей субстанцию
And moved amidst the grandeur of its dreams. И двигался среди грандиозности своих грез.
Imagination's great ensorcelling rod Воображения великий волшебный посох
Summoned the unknown and gave to it a home, Вызывал неизвестное и давал ему дом,
Outspread luxuriantly in golden air Простирал пышно в золотом воздухе
Truth's iris-coloured wings of fantasy, Истины радужно окрашенные крылья фантазии
Or sang to the intuitive heart of joy Или интуитивному сердце радости пел
Wonder's dream-notes that bring the Real close. Мечты-ноты чуда, что приносят Реальное близко.
Its power that makes the unknowable near and true, Его сила, что делает непостижимое близким и истинным,
In the temple of the ideal shrined the One: В храме идеала хранила Одного благоговейно:
It peopled thought and mind and happy sense Он населял мысль, ум и счастливое сердце,
Filled with bright aspects of the might of God Наполнял светлыми аспектами могущества Бога
And living persons of the one Supreme, И живыми персонами одного Высшего,
The speech that voices the ineffable, Речью, что провозглашает невыразимое,
The ray revealing unseen Presences, Лучом, открывающим незримые Присутствия,
The virgin forms through which the Formless shines, Девственными формами, через которые сияет Бесформенный,
The Word that ushers divine experience Словом, что возвещает переживание божественное,
And the Ideas that crowd the Infinite. И Идеями, что наполняют толпами Бесконечность.
There was no gulf between the thought and fact, Там не было пропасти между мыслью и фактом,
Ever they replied like bird to calling bird; Они всегда отвечали, как птица птице зовущей;
The will obeyed the thought, the act the will. Воля повиновалась мысли, действие - воле.
There was a harmony woven twixt soul and soul. Там была гармония, сотканная между одной душой и другою.
A marriage with eternity divinised Time. Супружество с вечностью обожествляло Время.
There Life pursued, unwearied of her sport, Там жизнь неутомимо свои забавы преследовала,
Joy in her heart and laughter on her lips, Радость в ее сердце и на устах ее смех,
The bright adventure of God's game of chance. Светлая авантюра игры Бога в случай.
In her ingenious ardour of caprice, В своем изобретательном пыле каприза,
In her transfiguring mirth she mapped on Time В своем трансфигурирующем веселье она наносила на карту Времени
A fascinating puzzle of events, Пленительную головоломку событий,
Lured at each turn by new vicissitudes На каждом повороте манила переменами новыми
To self-discovery that could never cease. К самообнаружению, что никогда прекратиться не может.
Ever she framed stark bonds for the will to break, Она всегда создавала крепкие оковы для желания сломать,
Brought new creations for the thought's surprise Приносила новые творения для удивления мысли
And passionate ventures for the heart to dare, И страстные предприятия для сердца, чтобы отважилось,
Where Truth recurred with an unexpected face Где Истина возвращалась с лицом неожиданным
Or else repeated old familiar joy Или же повторяла старую знакомую радость,
Like the return of a delightful rhyme. Как возвращение восхитительной рифмы.
At hide-and-seek on a Mother-Wisdom's breast, В прятках на груди Матери-Мудрости,
An artist teeming with her world-idea, Художник, ее мировой идеей наполненный,
She never could exhaust its numberless thoughts Она никогда не могла излить свои неисчислимые мысли
And vast adventure into thinking shapes И авантюру обширную в мыслящие формы
And trial and lure of a new living's dreams. И испытание и соблазн грез новой жизни.
Untired of sameness and untired of change, Не утомленная одинаковостью и не утомленная изменением,
Endlessly she unrolled her moving act, Бесконечно она развертывала свой движущийся акт,
A mystery drama of divine delight, Мистерическую драму восторга божественного,
A living poem of world-ecstasy, Живую поэму мирового экстаза,
A kakemono of significant forms, Свертывающуюся настенную картину значительных обликов,
A coiled perspective of developing scenes, Вьющуюся перспективу сцен развивающихся,
A brilliant chase of self-revealing shapes, Блестящую погоню самооткрывающихся форм,
An ardent hunt of soul looking for soul, Пылкую охоту души, ищущей душу,
A seeking and a finding as of gods. Поиск и обнаружение, словно богов.
There Matter is the Spirit's firm density, Там Материя есть густота прочная Духа,
An artistry of glad outwardness of self, Артистичность довольной наружности самости.
A treasure-house of lasting images Хранилище образов длящихся,
Where sense can build a world of pure delight: Где строить мир чистого восторга может чувство:
The home of a perpetual happiness, Дом бесконечного счастья,
It lodged the hours as in a pleasant inn. Она поселяет часы, как в прекрасной гостинице.
The senses there were outlets of the soul; Чувства там души были отдушинами;
Even the youngest child-thought of the mind Даше самая юная мысль детская разума
Incarnated some touch of highest things. Воплощала некое касание высших вещей.
There substance was a resonant harp of self, Там субстанция была резонирующей арфой себя,
A net for the constant lightnings of the spirit, Сетью для постоянных молний духа,
A magnet power of love's intensity Магнитной силой интенсивности любви,
Whose yearning throb and adoration's cry Чей стремящийся пульс и обожания крик
Drew God's approaches close, sweet, wonderful. Влекут приближения Бога близко, сладко, чудесно.
Its solidity was a mass of heavenly make; Ее твердость была массой производства небесного;
Its fixity and sweet permanence of charm Ее фиксированность и сладостная перманентность очарования
Made a bright pedestal for felicity. Образовывали пьедестал светлый для счастья.
Its bodies woven by a divine sense Ее тела, сотканные божественным чувством,
Prolonged the nearness of soul's clasp with soul; Были продолжением близости объятий душ;
Its warm play of external sight and touch Ее теплая игра вечного касания и зрелища
Reflected the glow and thrill of the heart's joy, Отражала пыл и трепет радости сердца,
Mind's climbing brilliant thoughts, the spirit's bliss; Блестящий подъем мыслей ума, блаженство духа;
Life's rapture kept for ever its flame and cry. Восторг жизни хранил вечно свое пламя и крик.
All that now passes lived immortal there Все, что ныне проходит, там жило бессмертным
In the proud beauty and fine harmony В гордой красе и прекрасной гармонии
Of Matter plastic to spiritual light. Материи, для духовного света пластичной.
Its ordered hours proclaimed the eternal Law; Ее упорядоченные часы провозглашали вечный Закон;
Vision reposed on a safety of deathless forms; Зрение отдыхало на форм бессмертных надежности;
Time was Eternity's transparent robe. Время было прозрачным платьем Вечности.
An architect hewing out self's living rock, Архитектор, высекающий из живого камня себя,
Phenomenon built Reality's summer-house Строил феномен летного дома Реальности
On the beaches of the sea of Infinity. На моря Бесконечности пляжах.
Against this glory of spiritual states, Напротив этой славы духовных статусов,
Their parallels and yet their opposites, Их параллели, но при том их противоположности,
Floated and swayed, eclipsed and shadowlike Качались и плыли, затемненные, подобные тени,
As if a doubt made substance, flickering, pale, Словно сомнение составляло субстанцию, дрожащие, бледные,
This other scheme two vast negations found. Два отрицания обширных, которые эта схема находила иная.
A world that knows not its inhabiting Self Мир, что не знает своей в нем обитающей Самости,
Labours to find its cause and need to be; Трудится, чтобы найти свою причину и нужду быть;
A spirit ignorant of the world it made, Дух, не ведающий мира, им сделанного,
Obscured by Matter, travestied by Life, Затемненный Материей, искаженный Жизнью,
Struggles to emerge, to be free, to know and reign; Старается всплыть, быть свободным, знать, царствовать;
These were close-tied in one disharmony, Они были тесно связаны в одной дисгармонии,
Yet the divergent lines met not at all. Однако, расходящиеся линии, совсем не встречались.
Three Powers governed its irrational course, Три Силы его иррациональным правили курсом,
In the beginning an unknowing Force, В начале - Сила неведающая,
In the middle an embodied striving soul, В середине - воплощенная старающаяся душа,
In its end a silent spirit denying life. В его конце - безмолвный дух, жизнь отрицающий.
A dull and infelicitous interlude Тупая и несчастливая интерлюдия
Unrolls its dubious truth to a questioning Mind Развертывает свою сомнительную истину Уму вопрошающему,
Compelled by the ignorant Power to play its part Принуждаемому невежественной Силой играть свою роль
And to record her inconclusive tale, И записывать ее незавершенную повесть,
The mystery of her inconscient plan Мистерию ее несознательного плана
And the riddle of a being born from Night И загадку существа, из Ночи рожденного
By a marriage of Necessity with Chance. Браком Неизбежности со Случаем.
This darkness hides our nobler destiny. Эта тьма нашу более благородную прячет судьбу.
A chrysalis of a great and glorious truth, Куколку великой и славной истины,
It stifles the winged marvel in its sheath Она душит в своем коконе крылатое чудо,
Lest from the prison of Matter it escape Чтобы из тюрьмы Материи оно не сбежало
And, wasting its beauty on the formless Vast, И, растрачивая свою красоту на бесформенную Ширь,
Merged into the Unknowable's mystery, Не погрузилось в мистерию Непостижимого,
Leave unfulfilled the world's miraculous fate. Покидая неосуществленной судьбу мира чудесную.
As yet thought only some high spirit's dream Как еще грезила только какого-то высокого духа мечта
Or a vexed illusion in man's toiling mind, Или раздраженная иллюзия в уме человека трудящемся,
A new creation from the old shall rise, Новое творение из старого встанет,
A Knowledge inarticulate find speech, Непроизносимое Знание найдет речь,
Beauty suppressed burst into paradise bloom, Подавленная Красота ворвется в цветение райское,
Pleasure and pain dive into absolute bliss. Удовольствие и боль утонут в абсолютном блаженстве.
A tongueless oracle shall speak at last, Языка лишенный оракул, наконец, говорить будет,
The Superconscient conscious grow on earth, На земле Суперсознательное станет сознательным,
The Eternal's wonders join the dance of Time. Чудеса Вечного присоединятся в танцу Времени.
But now all seemed a vainly teeming vast Но сейчас все казалось напрасно изобилующей ширью,
Upheld by a deluded Energy Поддержанной вводящей в заблуждение Энергией
To a spectator self-absorbed and mute, Для самопоглощенного и безмолвного зрителя,
Careless of the unmeaning show he watched, Не заботящегося о бессмысленном зрелище, им наблюдаемом,
Regarding the bizarre procession pass Внимающего прохождению причудливой процессии,
Like one who waits for an expected end. Как тот, кто ждет конца ожидаемого.
He saw a world that is from a world to be. Он видел мир, который должен появиться из мира.
There he divined rather than saw or felt, Там он скорее угадывал, чем видел и чувствовал,
Far off upon the rim of consciousness, Далеко на границе сознания,
Transient and frail this little whirling globe Мимолетный и хрупкий этот маленький земной шар кружащийся
And on it left like a lost dream's vain mould, И на нем оставленную, как утраченной мечты напрасную форму,
A fragile copy of the spirit's shell, Оболочки духа хрупкую копию,
His body gathered into mystic sleep. Свое тело, собранное в мистическом сне.
A foreign shape it seemed, a mythic shade. Чужой формой оно казалось, мифической тенью.
Alien now seemed that dim far universe, Чуждой сейчас казалась та далекая вселенная смутная,
Self and eternity alone were true. Самость и вечность, одни были истины.
Then memory climbed to him from the striving planes Затем память взобралась к нему из планов старающихся,
Bringing a cry from once-loved cherished things, Принося крик от когда-то лелеемых любимых вещей,
And to the cry as to its own lost call И на крик, как своему собственному зову утерянному,
A ray replied from the occult Supreme. Луч от Всевышнего ответил оккультного.
For even there the boundless Oneness dwells. Ибо даже там безграничное Единство живет.
To its own sight unrecognisable, Для своего собственного зрения неузнаваемое,
It lived still sunk in its own tenebrous seas, Оно живет, все же, в свои собственные темные моря погруженное,
Upholding the world's inconscient unity Несознательное единство мира поддерживая,
Hidden in Matter's insentient multitude. Скрытое в Материи бесчувственном множестве.
This seed-self sown in the Indeterminate Эта семя-самость, посеянная в Необусловленное,
Forfeits its glory of divinity, Теряет свою славу божественности,
Concealing the omnipotence of its Force, Всемогущество своей Силы скрывая,
Concealing the omniscience of its Soul; Своей Души пряча всезнание;
An agent of its own transcendent Will, Агент своей собственной трансцендентальной Воли,
It merges knowledge in the inconscient deep; Оно погружает в глубокое несознание знание;
Accepting error, sorrow, death and pain, Принимает ошибку, горе, смерть и боль,
It pays the ransom of the ignorant Night, Оно платит выкуп невежественной Ночи,
Redeeming by its substance Nature's fall. Оплачивает своею субстанцией Природы падение.
Himself he knew and why his soul had gone Себя самого он знал, и почему его душа ушла
Into earth's passionate obscurity В земли страстную смутность,
To share the labour of an errant Power Разделить труд блуждающей Силы,
Which by division hopes to find the One. Которая отделением надеется найти Одного.
Two beings he was, one wide and free above, Двумя существами он был, одним, широким и свободным, свыше,
One struggling, bound, intense, its portion here. Другим, борющимся, связанным, напряженным, его частью здесь.
A tie between them still could bridge two worlds; Узы меж ними еще могли соединить два мира мостом;
There was a dim response, a distant breath; Там был смутный отклик, дыхание далекое;
All had not ceased in the unbounded hush. Не все прекратилось в тишине беспредельной.
His heart lay somewhere conscious and alone Его сердце где-то лежало, сознательное и одинокое,
Far down below him like a lamp in night; Далеко внизу под ним, как лампа в ночи;
Abandoned it lay, alone, imperishable, Оно лежало покинутое, одно, нерушимое,
Immobile with excess of passionate will, Неподвижное со страстной воли избытком,
His living, sacrificed and offered heart Его живое, принесенное в жертву сердце предложенное,
Absorbed in adoration mystical, Поглощенное в обожании мистическом,
Turned to its far-off fount of light and love. Повернутое к своему далекому источнику света и любви.
In the luminous stillness of its mute appeal В светлой неподвижности своего немого призыва
It looked up to the heights it could not see; Оно глядело вверх на высоты, которые оно не могло видеть;
It yearned from the longing depths it could not leave. Оно стремилось из страстных глубин, которые оно не могло бросить.
In the centre of his vast and fateful trance В центре его обширного и судьбоносного транса
Half-way between his free and fallen selves, На полпути меж его свободной и падшей самостями,
Interceding twixt God's day and the mortal's night, Ходатайствуя между днем Бога и ночью смертного,
Accepting worship as its single law, Принимая как свой единственный закон поклонение,
Accepting bliss as the sole cause of things, Принимая блаженство как единственную причину вещей,
Refusing the austere joy which none can share, Отвергая суровую радость, которую никто разделить не может,
Refusing the calm that lives for calm alone, Отвергая покой, что для одного покоя живет,
To her it turned for whom it willed to be. К ней оно повернулось, для которой оно быть хотело.
In the passion of its solitary dream В страсти своей одинокой мечты
It lay like a closed soundless oratory Оно лежало как закрытое беззвучное красноречие,
Where sleeps a consecrated argent floor Где спит посвященный серебряный пол,
Lit by a single and untrembling ray Освещенный единственным недрожащим лучом,
And an invisible Presence kneels in prayer. На котором незримое Присутствие преклоняет колени в молитве.
On some deep breast of liberating peace На какой-то глубокой груди освобождающего мира27
All else was satisfied with quietude; Все остальное удовлетворено было спокойствием;
This only knew there was a truth beyond. Лишь оно знало, что там, за пределами, была истина.
All other parts were dumb in centred sleep Все другие части были немы в сосредоточенном сне,
Consenting to the slow deliberate Power Соглашаясь с медленной осмотрительной Силой,
Which tolerates the world's error and its grief, Которая терпит заблуждение мира и его горе,
Consenting to the cosmic long delay, Соглашаясь на долгую отсрочку космическую,
Timelessly waiting through the patient years Безвременно ждущую в терпеливых годах
Her coming they had asked for earth and men; Ее прихода, которого они просили для земли и людей;
This was the fiery point that called her now. Оно было огненной точкой, что звала ее ныне.
Extinction could not quench that lonely fire; Затухание не могло погасить тот одинокий огонь;
Its seeing filled the blank of mind and will; Его зрение заполняло пустоту воли и разума;
Thought dead, its changeless force abode and grew. Мысль мертва, его неизменная сила жила и росла.
Armed with the intuition of a bliss Вооруженное интуицией блаженства,
To which some moved tranquillity was the key, К которому какое-то подвижное спокойствие было ключом,
It persevered through life's huge emptiness Оно в огромной пустоте жизни упорствовало
Amid the blank denials of the world. Среди пустых отказов мира.
It sent its voiceless prayer to the Unknown; Оно слало свою безголосую молитву Неведомому;
It listened for the footsteps of its hopes Оно в ожидании шагов своих надежд вслушивалось,
Returning through the void immensities, Возвращающихся сквозь пустые необъятности,
It waited for the fiat of the Word Оно ждало декрета Слова,
That comes through the still self from the Supreme. Что приходит через безмолвную самость от Высшего.
End of Canto Three Конец песни третьей
Canto IV Песнь четвертая
THE VISION AND THE BOON Видение и Дар
Then suddenly there rose a sacred stir. Затем внезапно там поднялось суматоха священная.
Amid the lifeless silence of the Void Среди безжизненного молчания Пустоты
In a solitude and an immensity В одиночество и необъятность
A sound came quivering like a loved footfall Пришел трепещущий звук, словно любимых шагов,
Heard in the listening spaces of the soul; Слышимых во внимающих пространствах души;
A touch perturbed his fibres with delight. Касание привело в смятение его фибры восторгом.
An Influence had approached the mortal range, Влияние к смертной сфере приблизилось,
A boundless Heart was near his longing heart, Безграничное Сердце было близко к его страстно желавшему сердцу,
A mystic Form enveloped his earthly shape. Мистическая Форма его земную форму окутала.
All at her contact broke from silence' seal; Все в ее контакте освободилось от печати безмолвия;
Spirit and body thrilled identified, Дух и тело дрожали отождествленные,
Linked in the grasp of an unspoken joy; В объятиях несказанной радости соединенные;
Mind, members, life were merged in ecstasy. Ум, члены, жизнь погружены были в экстаз.
Intoxicated as with nectarous rain Опьяненные, словно дождем нектара,
His nature's passioning stretches flowed to her, Его природы страстные протяжения текли к ней,
Flashing with lightnings, mad with luminous wine. Сверкая молниями, сумасшедшие светлым вином.
All was a limitless sea that heaved to the moon. Все было морем бескрайним, что вздымалось к луне.
A divinising stream possessed his veins, Обожествляющий поток владел его венами,
His body's cells awoke to spirit sense, Его тела клетки проснулись к ощущению духа,
Each nerve became a burning thread of joy: Каждый нерв стал горящей нитью радости:
Tissue and flesh partook beatitude. Ткань и плоть разделяли счастье.
Alight, the dun unplumbed subconscient caves Зажженные, сумрачные подсознательные пещеры немерянные
Thrilled with the prescience of her longed-for tread Трепетали в предвидении ее желанной поступи
And filled with flickering crests and praying tongues. И наполнялись мерцающими гребнями и молящимися языками.
Even lost in slumber, mute, inanimate Даже утерянное в дремоте, немое, неодушевленное
His very body answered to her power. Само его тело отвечало ее силе.
The One he worshipped was within him now: Та, кому он поклонялся, была внутри него ныне:
Flame-pure, ethereal-tressed, a mighty Face Пламенно-чистая, с эфирными косами, Лик могучий
Appeared and lips moved by immortal words; Показался и губы, движимые словами бессмертными;
Lids, Wisdom's leaves, drooped over rapture's orbs. Веки, листья Мудрости, опускались на восторга орбиты.
A marble monument of ponderings, shone Мраморный монумент раздумий, сиял
A forehead, sight's crypt, and large like ocean's gaze Лоб, тайник зрения, и обширные, как взгляд океана,
Towards Heaven, two tranquil eyes of boundless thought Направленный к Небу, два спокойных глаза безграничной мысли
Looked into man's and saw the god to come. Смотрели в глаза человека и видели прибытие бога.
A Shape was seen on threshold Mind, a Voice Была видна Форма на пороге Ума, Голос
Absolute and wise in the heart's chambers spoke: Абсолютный и мудрый в палатах сердца сказал:
"O Son of Strength who climbst creation's peaks, "О Сын Силы, который взобрался к пикам творения,
No soul is thy companion in the light; Ни одной души нет у тебя спутником в свете;
Alone thou standest at the eternal doors. Один ты стоишь у вечных дверей.
What thou hast won is thine, but ask no more. То, что достиг ты,- твое, но не проси больше.
O Spirit aspiring in an ignorant frame, О Дух, стремящийся в каркасе невежественном,
O Voice arisen from the Inconscient's world, О Голос, поднявшийся из Несознания мира,
How shalt thou speak for men whose hearts are dumb, Как будешь ты говорить для людей, чьи сердца немы,
Make purblind earth the soul's seer-vision's home Сделаешь слепую землю провидческого зрения домом души
Or lighten the burden of the senseless globe? Или облегчишь ношу земного шара бесчувственного?
I am the Mystery beyond reach of mind, Я есть Мистерия за пределами досягаемости разума,
I am the goal of the travail of the suns; Я есть цель мук родовых солнц;
My fire and sweetness are the cause of life. Мой огонь и сладость есть жизни причина.
But too immense my danger and my joy. Но слишком огромна моя опасность и моя радость.
Awake not the immeasurable descent, Не буди неизмеримое нисхождение,
Speak not my secret name to hostile Time; Не говори моего тайного имени враждебному Времени;
Man is too weak to bear the Infinite's weight. Человек слишком слаб, чтобы нести вес Бесконечности.
Truth born too soon might break the imperfect earth. Истина, рожденная слишком скоро, может сломить несовершенную землю.
Leave the all-seeing Power to hew its way: Оставь всевидящей Силе прорубать себе путь:
In thy single vast achievement reign apart В своем одиноком обширном осуществлении сам по себе царствуй,
Helping the world with thy great lonely days. Помогая миру своими великими одинокими днями.
I ask thee not to merge thy heart of flame Я прошу тебя не погружать твое сердце пламени
In the Immobile's wide uncaring bliss, В Неподвижного безразличное блаженство широкое,
Turned from the fruitless motion of the years, Отвернувшееся от бесплодного движения лет,
Deserting the fierce labour of the worlds, Жестокий труд миров покидая,
Aloof from beings, lost in the Alone. Обособленный от существ, утерянный в Одном.
How shall thy mighty spirit brook repose Как твой могучий дух вынесет отдых,
While Death is still unconquered on the earth Когда Смерть не побеждена еще на земле,
And Time a field of suffering and pain? А Время - поле страдания и боли?
Thy soul was born to share the laden Force; Твоя душа была рождена, чтобы принять в обремененной Силе участие;
Obey thy nature and fulfil thy fate: Повинуйся своей природе и осуществи свой удел:
Accept the difficulty and godlike toil, Прими трудность и богоподобный труд,
For the slow-paced omniscient purpose live. Для медленно шагающего всеведающего намерения живи.
The Enigma's knot is tied in humankind. Узел Загадки в человеческом роде завязан.
A lightning from the heights that think and plan, Молния с высот, что планируют и думают,
Ploughing the air of life with vanishing trails, Рассекшая воздух жизни исчезающими следами,
Man, sole awake in an unconscious world, Человек, один проснувшийся в несознательном мире,
Aspires in vain to change the cosmic dream. Стремится тщетно изменить грезу космическую.
Arrived from some half-luminous Beyond Из какого-то полусветлого прибыв Запредельного,
He is a stranger in the mindless vasts; Он - чужестранец в бездумных ширях;
A traveller in his oft-shifting home Путешественник в своем часто сменяемом доме
Amid the tread of many infinities, Среди поступи бесконечностей многих,
He has pitched a tent of life in desert Space. Он разбил палатку жизни в пустынном Пространстве.
Heaven's fixed regard beholds him from above, Небес непрестанное внимание глядит на него свыше,
In the house of Nature a perturbing guest, В доме Природы гость беспокойный,
A voyager twixt Thought's inconstant shores, Мореплаватель между берегами непостоянными Мысли,
A hunter of unknown and beautiful Powers, Охотник на неведомые и прекрасные Силы,
A nomad of the far mysterious Light, Кочевник далекого мистического Света,
In the wide ways a little spark of God. В широких дорогах - искра маленькая Бога.
Against his spirit all is in dire league, Против его духа все объединяется в ужасную лигу,
A Titan influence stops his Godward gaze. Влияние Титана останавливает его к Богу направленный взгляд.
Around him hungers the unpitying Void, Вокруг него безжалостная Пустота голодает,
The eternal Darkness seeks him with her hands, Вечная Тьма ищет его своими руками,
Inscrutable Energies drive him and deceive, Непостижимые Энергии управляют им и обманывают,
Immense implacable deities oppose. Огромные неумолимые божества противостоят.
An inert Soul and a somnambulist Force Инертная Душа и сомнамбулическая Сила
Have made a world estranged from life and thought; Сделали мир, отделенный от жизни и мысли;
The Dragon of the dark foundations keeps Дракон темных устоев хранит
Unalterable the law of Chance and Death; Неизменным закон Смерти и Случая;
On his long way through Time and Circumstance На его долгом пути через Время и Обстоятельство
The grey-hued riddling nether shadow-Sphinx, Серый говорящий загадками нижний тень-Сфинкс,
Her dreadful paws upon the swallowing sands, Его ужасные лапы на песках поглощающих,
Awaits him armed with the soul-slaying word: Ждет его, вооруженный словом, убивающим душу:
Across his path sits the dim camp of Night. На его пути смутный лагерь Ночи лежит.
His day is a moment in perpetual Time; Его день - миг в вечном Времени;
He is the prey of the minutes and the hours. Он - жертва минут и часов.
Assailed on earth and unassured of heaven, Терпящий нападения на земле и не имеющий гарантий на небо,
Descended here unhappy and sublime, Спускается сюда, несчастный и возвышенный,
A link between the demigod and the beast, Звено между полубогом и зверем,
He knows not his own greatness nor his aim; Он не знает ни своего собственного величия, ни своей цели;
He has forgotten why he has come and whence. Он забыл, почему он пришел и откуда.
His spirit and his members are at war; Его дух и его члены воюют;
His heights break off too low to reach the skies, Его высоты крушатся, слишком низкие, чтобы достичь неба,
His mass is buried in the animal mire. Его масса похоронена в животной грязи.
A strange antinomy is his nature's rule. Странным парадоксом является его природы правление.
A riddle of opposites is made his field: Загадка противоположностей его полем сделана:
Freedom he asks but needs to live in bonds, Свободы он просит, но испытывает нужду жить в границах,
He has need of darkness to perceive some light Он нуждается во тьме, чтобы постичь некий свет,
And need of grief to feel a little bliss; Нуждается в горе, чтобы почувствовать немного блаженства;
He has need of death to find a greater life. Он нуждается в смерти, чтоб находить более великую жизнь.
All sides he sees and turns to every call; Он глядит на все стороны и на каждый зов поворачивает;
He has no certain light by which to walk; Он не обладает надежным светом, которым он может идти;
His life is a blind-man's-buff, a hide-and-seek; Его жизнь - жмурки и прятки;
He seeks himself and from himself he runs; Он ищет себя и от себя он бежит;
Meeting himself, he thinks it other than he. Встречая себя, он думает, что это - не он.
Always he builds, but finds no constant ground, Он всегда строит, но не находит постоянной земли,
Always he journeys, but nowhere arrives; Он всегда путешествует, но никуда не приходит;
He would guide the world, himself he cannot guide; Он может быть гидом мира, себя самого он не может вести;
He would save his soul, his life he cannot save. Он может спасти свою душу, свою жизнь он не может спасти.
The light his soul had brought his mind has lost; Свет, который его душа принесла, его ум потерял;
All he has learned is soon again in doubt; Все, что узнал он, снова скоро сомнительным станет;
A sun to him seems the shadow of his thoughts, Солнце ему кажется его мыслей тенью,
Then all is shadow again and nothing true: Затем все снова есть тень и нет ничего истинного:
Unknowing what he does or whither he tends Не зная, что он делает или куда он склоняется,
He fabricates signs of the Real in Ignorance. Он фабрикует в Неведении знаки Реальности.
He has hitched his mortal error to Truth's star. Он прицепил свое заблуждение смертное к звезде Истины.
Wisdom attracts him with her luminous masks, Мудрость привлекает его своими светлыми масками,
But never has he seen the face behind: Но никогда он не видел за ними лица:
A giant Ignorance surrounds his lore. Гигантское Неведение окружает его знания.
Assigned to meet the cosmic mystery Предназначенный встречать мистерию космическую
In the dumb figure of a material world, В немой фигуре материального мира,
His passport of entry false and his personage, Его пропуск фальшив и его личность,
He is compelled to be what he is not; Он вынуждаем быть тем, чем он не является;
He obeys the Inconscience he had come to rule Он повинуется Несознанию, которым он пришел править,
And sinks in Matter to fulfil his soul. И тонет в Материи, чтобы осуществить свою душу.
Awakened from her lower driven forms Пробужденная от своих низших форм управляемых,
The Earth-Mother gave her forces to his hands Мать-Земля свои силы дала в его руки,
And painfully he guards the heavy trust; И мучительно он охраняет препорученное тяжкое;
His mind is a lost torch-bearer on her roads. Его ум есть затерянный носитель факела на ее дорогах.
Illumining breath to think and plasm to feel, Освещая дыхание, чтоб думать, и плазму, чтоб чувствовать,
He labours with his slow and sceptic brain Он трудится своим медленным и скептическим мозгом,
Helped by the reason's vacillating fires, Которому помогают неровные резона огни,
To make his thought and will a magic door Чтобы сделать свою мысль и волю магической дверью
For knowledge to enter the darkness of the world Для вхождения во тьму мира знания
And love to rule a realm of strife and hate. И для правления любви царством ненависти и борьбы.
A mind impotent to reconcile heaven and earth Разум бессилен примирить небо и землю,
And tied to Matter with a thousand bonds, И привязанный к Материи тысячью уз,
He lifts himself to be a conscious god. Он поднимается, чтобы быть сознательным богом.
Even when a glory of wisdom crowns his brow, Даже когда слава мудрости его лоб венчает,
When mind and spirit shed a grandiose ray Когда ум и дух излучают луч грандиозный,
To exalt this product of the sperm and gene, Чтобы превзойти этот продукт спермы и гена,
This alchemist's miracle from plasm and gas, Это чудо алхимика из плазмы и газа,
And he who shared the animal's run and crawl И он, который разделяет бег и ползание животного,
Lifts his thought-stature to the Immortal's heights, Поднимает рост своих мыслей к высотам Бессмертного,
His life still keeps the human middle way; Его жизнь еще сохраняет серединный путь человеческий;
His body he resigns to death and pain, Свое тело он уступает смерти и боли,
Abandoning Matter, his too heavy charge. Покидая Материю, свое слишком тяжелое бремя.
A thaumaturge sceptic of miracles, Чудотворный скептик чудес,
A spirit left sterile of its occult power Дух, оставленный своей оккультной силы лишенным
By an unbelieving brain and credulous heart, Неверящим мозгом и доверчивым сердцем,
He leaves the world to end where it began: Он покидает мир в конце, где тот начинался:
His work unfinished he claims a heavenly prize. Его труд незакончен, он требует небесного приза.
Thus has he missed creation's absolute. Так абсолют творения он упустил.
Half-way he stops his star of destiny: Своей судьбы звезду на полпути остановил он:
A vast and vain long-tried experiment, Обширный и напрасный эксперимент, что осуществить долго пытались,
An ill-served high conception doubtfully done, И неудачно проводимый высокий замысел, осуществленный сомнительно,
The world's life falters on not seeing its goal,- Жизнь мира спотыкается, своей цели не видя, -
A zigzag towards unknown dangerous ground Зигзаг к неизвестной опасной земле,
Ever repeating its habitual walk, Всегда свой привычный маршрут повторяющий,
Ever retreating after marches long Всегда возвращающийся после долгого марша,
And hardiest victories without sure result, И самые смелые победы без результата надежного,
Drawn endlessly an inconclusive game. Продолжают бесконечно игру незаконченную.
In an ill-fitting and voluminous robe В плохо сидящем обширном платье
A radiant purpose still conceals its face, Светлое намерение еще свой лик прячет,
A mighty blindness stumbles hoping on, Могучая слепота запинается, продолжая надеяться,
Feeding its strength on gifts of luminous Chance. Вскармливая свою силу на дарах светлого Случая.
Because the human instrument has failed, Оттого, что человеческий инструмент не в состоянии оказался,
The Godhead frustrate sleeps within its seed, Расстроенное Божество спит внутри своего семени,
A spirit entangled in the forms it made. Дух пойман в формы, им сделанные.
His failure is not failure whom God leads; Его неудача - это не то, к чему ведет Бог;
Through all the slow mysterious march goes on: Через все медленный мистический марш идти продолжает:
An immutable Power has made this mutable world; Неизменная Сила сделала этот изменчивый мир;
A self-fulfilling transcendence treads man's road; Самоосуществляющаяся трансцендентальность ступает по человека дороге;
The driver of the soul upon its path, Водитель души на ее пути,
It knows its steps, its way is inevitable, Он знает свои шаги, его путь неизбежен,
And how shall the end be vain when God is guide? И как конец может быть тщетным, когда гид - это Бог?
However man's mind may tire or fail his flesh, Как бы ни уставал ум человека и как бы недостаточно его тело было,
A will prevails cancelling his conscious choice: Воля преобладает, отменяющая его сознательный выбор:
The goal recedes, a bourneless vastness calls Цель отступает, беспредельные шири зовут,
Retreating into an immense Unknown; В необъятное удаляясь Неведомое;
There is no end to the world's stupendous march, Нет конца маршу мира огромному,
There is no rest for the embodied soul. Нет покоя для воплощенной души.
It must live on, describe all Time's huge curve. Она должна продолжать жить, описывая огромную дугу всего Времени.
An Influx presses from the closed Beyond Втекающий поток давит из Запредельного близкого,
Forbidding to him rest and earthly ease, Запрещая для него отдых и земной покой,
Till he has found himself he cannot pause. Пока он не найдет себя, он перерыв сделать не может.
A Light there is that leads, a Power that aids; Там есть Свет, что ведет, Сила, что помогает;
Unmarked, unfelt it sees in him and acts: Не замечаемая, не ощутимая, она в нем видит и действует:
Ignorant, he forms the All-Conscient in his depths, Невежественный, он формирует в своих глубинах Всесознательного.
Human, looks up to superhuman peaks: Будучи человеком, он смотрит вверх на сверхчеловеческие пики:
A borrower of Supernature's gold, Берущий в долг золото Суперприроды,
He paves his road to Immortality. Он мостит свою дорогу к Бессмертию.
The high gods look on man and watch and choose Высокие боги глядят на человека, наблюдают и избирают
Today's impossibles for the future's base. То, что невозможно сегодня, за основу грядущего.
His transience trembles with the Eternal's touch, Его быстротечность дрожит с касанием Вечного,
His barriers cede beneath the Infinite's tread; Его барьеры сминаются под Бесконечного поступью;
The Immortals have their entries in his life: В его жизнь входят Бессмертные:
The Ambassadors of the Unseen draw near. Приближаются Посланцы Незримого.
A splendour sullied by the mortal air, Великолепие, испачканное воздухом смертным,
Love passes through his heart, a wandering guest. Любовь проходит через его сердце, гостья скитающаяся.
Beauty surrounds him for a magic hour, Красота окружает его на магический час,
He has visits of a large revealing joy, Его посещает обнаруживающаяся радость обширная,
Brief widenesses release him from himself, Краткие шири освобождают его от себя,
Enticing towards a glory ever in front Манящие к славе, что впереди вечно,
Hopes of a deathless sweetness lure and leave. Надежды бессмертной сладости соблазняют и покидают.
His mind is crossed by strange discovering fires, Его ум пересекают странные огни открывающие,
Rare intimations lift his stumbling speech Редкие намеки его спотыкающуюся речь поднимают
To a moment's kinship with the eternal Word; К сходству с вечным Словом на миг;
A masque of Wisdom circles through his brain Театр масок Мудрости через его мозг кружится,
Perturbing him with glimpses half divine. Приводя в смятение его проблесками наполовину божественными.
He lays his hands sometimes on the Unknown; Он кладет свои руки иногда на Неведомое;
He communes sometimes with Eternity. Иногда он общается с Вечностью.
A strange and grandiose symbol was his birth Странным и грандиозным символом его рождение было,
And immortality and spirit-room И бессмертие, и комната духа,
And pure perfection and a shadowless bliss И чистое совершенство, и блаженство безоблачное
Are this afflicted creature's mighty fate. Являются этого страдающего создания могучей судьбой.
In him the Earth-Mother sees draw near the change В нем Мать-Земля видит перемену грядущую,
Foreshadowed in her dumb and fiery depths, В ее безмолвных и огненных глубинах предзнаменованную,
A godhead drawn from her transmuted limbs, Божество, растущее из ее трансмутирующих членов,
An alchemy of Heaven on Nature's base. Алхимия Небес на основе Природы.
Adept of the self-born unfailing line, Адепт саморожденной не знающей неудач линии,
Leave not the light to die the ages bore, Не оставь свет умирать, что эпохи родили,
Help still humanity's blind and suffering life: Помогай еще слепой и страдающей жизни людей:
Obey thy spirit's wide omnipotent urge. Повинуйся твоего духа широкому всемогущему импульсу.
A witness to God's parley with the Night, Будь переговоров Бога с Ночью свидетелем,
It leaned compassionate from immortal calm Что склоняется, сострадательный, из покоя бессмертного
And housed desire, the troubled seed of things. И дает жилище желанию, вещей беспокойному семени.
Assent to thy high self, create, endure. Согласись на свою самость высокую, твори, выдержи.
Cease not from knowledge, let thy toil be vast. Не уходи от знания, пусть твой труд будет обширен.
No more can earthly limits pen thy force; Земные границы больше не смогут запирать твою силу;
Equal thy work with long unending Time's. Уравняй свою работу с работой долгого бесконечного Времени.
Traveller upon the bare eternal heights, Путешественник на нагих вечных высотах,
Tread still the difficult and dateless path Ступай еще по незапамятной трудной тропе,
Joining the cycles with its austere curve Присоединяя циклы к ее изгибу суровому,
Measured for man by the initiate Gods. Для человека посвященными Богами ...
Продолжение на следующей странцие...
