ear; Колдовские песни Кентавра волновали мой слух;
I have glimpsed the Apsaras bathing in the pools, Я видел мельком Апсар, купавшихся в омутах,
I have seen the wood-nymphs peering through the leaves; И сквозь листву я смотрел на лесных нимф;
The winds have shown to me their trampling lords, Ветры своих господ, чей шаг тяжел, мне показали,
I have beheld the princes of the Sun Принцев Солнца я видел,
Burning in thousand-pillared homes of light. Пылающих в тысячеколонных домах света.
So now my mind could dream and my heart fear Поэтому сейчас мой ум мог пригрезить и мое сердце боится,
That from some wonder-couch beyond our air Что с некоего дивного ложа по ту сторону нашего воздуха
Risen in a wide morning of the gods Встав в просторном утре богов,
Thou drov'st thy horses from the Thunderer's worlds. Ты направляла коней своих из миров Громовержца.
Although to heaven thy beauty seems allied, Хотя небесам твоя красота, похоже, близка,
Much rather would my thoughts rejoice to know Гораздо больше обрадуются мои мысли, узнав,
That mortal sweetness smiles between thy lids Что сладость смертного меж твоих век улыбается,
And thy heart can beat beneath a human gaze Что сердце твое может биться под человеческим взглядом
And thy aureate bosom quiver with a look И от взора твоя золотая грудь трепетать,
And its tumult answer to an earth-born voice. Отвечая смущенно земнорожденному голосу.
If our time-vexed affections thou canst feel, Если смертных дразнимую временем привязанность ты чувствовать можешь,
Earth's ease of simple things can satisfy, Простых вещей земным покоем довольствоваться,
If thy glance can dwell content on earthly soil, Если твой взгляд на земной почве жить может довольно,
And this celestial summary of delight, И эта небесная сумма восторга,
Thy golden body, dally with fatigue Твое золотое тело, возлежать утомленно,
Oppressing with its grace our terrain, while Придавив своей грацией нашу землю, пока
The frail sweet passing taste of earthly food Хрупкая сладость преходящего вкуса пищи земли
Delays thee and the torrent's leaping wine, И игра винной струи тебя держат,
Descend. Let thy journey cease, come down to us. Спустись. Пусть твое путешествие кончится, сойди к нам.
Close is my father's creepered hermitage Близко отца моего увитое плющом жилище отшельническое,
Screened by the tall ranks of these silent kings, Скрытое высокой шеренгой этих немых королей,
Sung to by voices of the hue-robed choirs Поют голоса хоров, облаченных в краски,
Whose chants repeat transcribed in music's notes Чьи песни повторяют транскрибированную в нотах музыки
The passionate coloured lettering of the boughs Страстную запись веток раскрашенную
And fill the hours with their melodious cry. И наполняют часы криком своим мелодичным.
Amid the welcome-hum of many bees Среди приветливого жужжания множества пчел,
Invade our honied kingdom of the woods; Наполни лесов медовое царство;
There let me lead thee into an opulent life. Позволь провести тебя в изобилие жизни.
Bare, simple is the sylvan hermit-life; Неприкрашенна, проста жизнь лесного отшельника;
Yet is it clad with the jewelry of earth. Но одета она земли драгоценностью.
Wild winds run - visitors midst the swaying tops, Дикие ветры бегут, визитеры в верхушках качающихся,
Through the calm days heaven's sentinels of peace День за днем спокойным, часовые небесного мира6,
Couched on a purple robe of sky above Возлежащие на пурпурной мантии неба,
Look down on a rich secrecy and hush Глядят вниз на богатую тайну и тишину,
And the chambered nuptial waters chant within. И внутри поют свадебные воды ключей.
Enormous, whispering, many-formed around Вокруг огромные, шепчущие и разноликие
High forest gods have taken in their arms Высокие лесные боги взяли в их руки
The human hour, a guest of their centuried pomps. Человеческий час, гостя их вековой пышности.
Apparelled are the morns in gold and green, Утра, одетые в зелень и золото,
Sunlight and shadow tapestry the walls Гобелен света солнца и тени
To make a resting chamber fit for thee." Станут палатами отдыха, тебе подобающими".
Awhile she paused as if hearing still his voice, Она помолчала, словно голос его все еще слушая,
Unwilling to break the charm, then slowly spoke. Не желая очарование развеять, сказала затем медленно.
Musing she answered, "I am Savitri, Раздумывая, она отвечала: "Я - Савитри,
Princess of Madra. Who art thou? What name Принцесса Мадры. Кто ты? Какое имя
Musical on earth expresses thee to men? Музыкальное людям тебя на земле называет?
What trunk of kings watered by fortunate streams Какой ствол королей, напоенный счастливым потоком,
Has flowered at last upon one happy branch? Расцвел наконец на счастливом одном берегу?
Why is thy dwelling in the pathless wood Почему в непроходимых лесах ты живешь
Far from the deeds thy glorious youth demands, Далеко от славных дел, которых требует юность,
Haunt of the anchorites and earth's wilder broods, В убежище отшельника и земли размышлении диком,
Where only with thy witness self thou roamst Где лишь со своей свидетельствующей самостью бродишь
In Nature's green unhuman loneliness В зеленом одиночестве безлюдном Природы,
Surrounded by enormous silences Окруженный громадой молчания
And the blind murmur of primaeval calms?" И сплошным ропотом первозданных покоев?"
And Satyavan replied to Savitri: И Сатьяван ответил Савитри:
"In days when yet his sight looked clear on life, "В дни, когда его взгляд смотрел на жизнь еще ясный,
King Dyumatsena once, the Shalwa, reigned Дьюматшена, король Шалвы когда-то, правил
Through all the tract which from behind these tops Землями, что от этих вершин,
Passing its days of emerald delight Проводящих свои дни в изумрудном восторге
In trusting converse with the traveller winds В доверительной беседе со скитальцами-ветрами,
Turns, looking back towards the southern heavens, Поворачивают, глядя назад на южное небо,
And leans its flank upon the musing hills. И спускаются по склонам холмов размышляющих.
But equal Fate removed her covering hand. Но бесстрастная Судьба шевельнула своей рукой накрывающей,
A living night enclosed the strong man's paths, И живая ночь окружила пути человека могучего,
Heaven's brilliant gods recalled their careless gifts, Светлые боги небес отозвали назад свой дар беззаботный,
Took from blank eyes their glad and helping ray Забрали из глаз опустевших свой радостный помогающий луч
And led the uncertain goddess from his side. И увели от него богиню изменчивую.
Outcast from empire of the outer light, Изгнанник из империи внешнего света,
Lost to the comradeship of seeing men, Утерянный для дружбы зрящих людей,
He sojourns in two solitudes, within Он живет в двойном одиночестве, внутри,
And in the solemn rustle of the woods. И в торжественном шелесте леса.
Son of that king, I, Satyavan, have lived Сын того короля, я, Сатьяван, жил
Contented, for not yet of thee aware, В удовольствии, ибо еще не знал я тебя,
In my high-peopled loneliness of spirit В своем густонаселенном одиночестве духа
And this huge vital murmur kin to me, И в огромном жизненном ропоте, родственном мне,
Nursed by the vastness, pupil of solitude. Обширностью вскормленный, ученик одиночества.
Great Nature came to her recovered child; Великая Природа пришла к ее ребенку, вновь обретенному;
I reigned in a kingdom of a nobler kind Я правил в царстве более благородного рода,
Than men can build upon dull Matter's soil; Чем тот, что человек может создать на тупой Материи почве,
I met the frankness of the primal earth, Я встречал искренность первобытной земли,
I enjoyed the intimacy of infant God. Я наслаждался близостью Бога-младенца,
In the great tapestried chambers of her state, В огромных задрапированных палатах ее государства
Free in her boundless palace I have dwelt Свободно в безграничных чертогах я жил,
Indulged by the warm mother of us all, Балуемый теплой матерью всех нас,
Reared with my natural brothers in her house. С моими природными братьями в ее доме воспитывался.
I lay in the wide bare embrace of heaven, Я лежал в просторных нагих объятиях неба,
The sunlight's radiant blessing clasped my brow, Сияние солнца обнимало благословляя мой лоб,
The moonbeams' silver ecstasy at night Ночью лучей луны серебристый экстаз
Kissed my dim lids to sleep. Earth's morns were mine; Целовал мои тяжелые веки, чтоб спали. Утра земли были моими;
Lured by faint murmurings with the green-robed hours Соблазняемый слабым шорохом облаченных в зелень часов,
I wandered lost in woods, prone to the voice Я скитался, в лесах затерявшись, лежал в голосе
Of winds and waters, partner of the sun's joy, Вод и ветров, участник радости солнца,
A listener to the universal speech: Слушатель вселенских речей:
My spirit satisfied within me knew Мой дух удовлетворенный внутри меня знал
Godlike our birthright, luxuried our life Наше богоподобное первородство, наслаждался жизнью,
Whose close belongings are the earth and skies. К которой были близки небеса и земля.
Before Fate led me into this emerald world, До того, как Судьба привела меня в этот мир изумрудный,
Aroused by some foreshadowing touch within, Разбуженный каким-то предзнаменующим касанием внутри,
An early prescience in my mind approached Раннее предвидение в мой ум приблизило
The great dumb animal consciousness of earth Великое немого животное сознание земли,
Now grown so close to me who have left old pomps Ныне столь близким мне ставшее, покинувшему прежнюю роскошь,
To live in this grandiose murmur dim and vast. Чтобы жить в этом грандиозном ропоте, обширном и смутном.
Already I met her in my spirit's dream. Я уже встречал ее в грезе моего духа.
As if to a deeper country of the soul Словно в страну души более глубокую
Transposing the vivid imagery of earth, Перемещая живой образ земли,
Through an inner seeing and sense a wakening came. Сквозь внутреннее видение и чувство пробуждение пришло.
A visioned spell pursued my boyhood's hours, Зримые чары преследовали часы моей юности,
All things the eye had caught in coloured lines Все вещи, пойманные в цветных линиях глазом,
Were seen anew through the interpreting mind Были увидены заново в интерпретирующем разуме,
And in the shape it sought to seize the soul. Который искал в форме, чтоб уловить душу.
An early child-god took my hand that held, Юный бог-ребенок взял мои руки, что держали,
Moved, guided by the seeking of his touch, Двигались, велись поиском его прикасания,
Bright forms and hues which fled across his sight; Яркими формами и оттенками, что в его зрении плыли;
Limned upon page and stone they spoke to men. Написанные на странице и камне, они говорят людям.
High beauty's visitants my intimates were. Высокой красоты визитеры были моими друзьями.
The neighing pride of rapid life that roams Ржущая гордость быстрой жизни, что бродит,
Wind-maned through our pastures, on my seeing mood Гривоветренная, по нашим пастбищам, на мое настроение видящее
Cast shapes of swiftness; trooping spotted deer Бросала силуэты скорости; пятнистые олени, толпящиеся
Against the vesper sky became a song На фоне неба темнеющего, становились песнею
Of evening to the silence of my soul. Вечера молчанию души.
I caught for some eternal eye the sudden Я ловил неким вечным зрением внезапного
King-fisher flashing to a darkling pool; Зимородка, мелькнувшего к темневшему омуту;
A slow swan silvering the azure lake, Медленного лебедя, серебрившего лазурное озеро,
A shape of magic whiteness, sailed through dream; Магической белизны силуэт, сквозь грезу парусом плывший;
Leaves trembling with the passion of the wind, Листья, в страсти ветра дрожащие,
Pranked butterflies, the conscious flowers of air, И узорные бабочки, сознательные цветы воздуха,
And wandering wings in blue infinity И странники-птицы в голубой бесконечности
Lived on the tablets of my inner sight; Жили в картинах моего внутреннего зрения;
Mountains and trees stood there like thoughts from God. Деревья и горы стояли там как мысли от Бога
The brilliant long-bills in their vivid dress, И бриллианты длинных клювов в их ярких платьях,
The peacock scattering on the breeze his moons Павлины, раскинувшие на бризе свои полнолуния,
Painted my memory like a frescoed wall. Словно фресками мою память раскрасили.
I carved my vision out of wood and stone; Я вырезал мое видение из леса и камня;
I caught the echoes of a word supreme Я ловил эхо слова всевышнего
And metred the rhythm-beats of infinity И ритмы-удары бесконечности мерил,
And listened through music for the eternal Voice. И ловил слухом вечный Голос сквозь музыку.
I felt a covert touch, I heard a call, Я ощущал прикосновение скрытое, я слышал зов,
But could not clasp the body of my God Но не мог обнять моего Бога тело
Or hold between my hands the World-Mother's feet. Или удержать меж ладоней ноги Матери Мира.
In men I met strange portions of a Self В людях встречал я странные части Себя,
That sought for fragments and in fragments lived: Что фрагментов искали и жили во фрагментах:
Each lived in himself and for himself alone Каждый жил в себе и для себя одного
And with the rest joined only fleeting ties; И с остальным был связан лишь мимолетными узами;
Each passioned over his surface joy and grief, Каждый чувствовал страсть своих поверхностных горя и радости,
Nor saw the Eternal in his secret house. И не видел Вечного в его тайном доме.
I conversed with Nature, mused with the changeless stars, Я с Природой беседовал, размышлял с неизменными звездами,
God's watch-fires burning in the ignorant Night, Огнями дозорными Бога, горящими в Ночи невежественной,
And saw upon her mighty visage fall И видел, как на ее могучий лик падал
A ray prophetic of the Eternal's sun. Пророческий луч солнца Вечного.
I sat with the forest sages in their trance: Я сидел с мудрецами лесными в их трансе:
There poured awakening streams of diamond light, Там лились пробуждающие струи алмазного света,
I glimpsed the presence of the One in all. Одного во всем мелькало присутствие.
But still there lacked the last transcendent power Но последней, трансцендентальной силы, все же, там не хватало
And Matter still slept empty of its Lord. И Материя как и прежде спала, равнодушная к своему Господу.
The Spirit was saved, the body lost and mute Дух был спасен, тело утеряно, немо,
Lived still with Death and ancient Ignorance; Все еще жило со Смертью и древним Неведением;
The Inconscient was its base, the Void its fate. Несознание его оставалось основой, судьбой - Пустота.
But thou hast come and all will surely change: Но ты пришла и все непременно изменится:
I shall feel the World-Mother in thy golden limbs Я почувствую Мать Мира в золотых твоих членах
And hear her wisdom in thy sacred voice. И услышу ее мудрость в твоем святом голосе.
The child of the Void shall be reborn in God, Дитя Пустоты перерождено будет в Бога.
My Matter shall evade the Inconscient's trance. Моя Материя избежит Несознания транса.
My body like my spirit shall be free. Мое тело, как и мой дух, будет свободно.
It shall escape from Death and Ignorance." От Неведения и от Смерти спасется".
And Savitri, musing still, replied to him: И Савитри, все еще размышляя, откликнулась:
"Speak more to me, speak more, O Satyavan, "Расскажи больше мне, расскажи больше, о Сатьяван,
Speak of thyself and all thou art within; Расскажи о себе, обо всем, что есть ты внутри;
I would know thee as if we had ever lived Я узнаю тебя, словно вечно мы жили
Together in the chamber of our souls. В палате наших душ вместе.
Speak till a light shall come into my heart Говори, пока свет не войдет в мое сердце
And my moved mortal mind shall understand И мой тронутый смертный мозг не поймет
What all the deathless being in me feels. Все, что бессмертное существо во мне ощущает.
It knows that thou art he my spirit has sought Оно знает, ты - это тот, кого дух мой искал
Amidst earth's thronging visages and forms Среди земли толпящихся ликов и форм
Across the golden spaces of my life." Сквозь моей жизни золотые пространства".
And Satyavan like a replying harp И Сатьяван, словно арфа, отзывающаяся
To the insistent calling of a flute Зову флейты настойчивому,
Answered her questioning and let stream to her На ее вопрос отвечал и повел к ней поток
His heart in many-coloured waves of speech: Своего сердца в многоцветных волнах речей:
"O golden princess, perfect Savitri, "О золотая принцесса, совершенство Савитри,
More I would tell than failing words can speak, Больше я расскажу тебе, чем могут слова недостаточные,
Of all that thou hast meant to me, unknown, Обо всем, что ты просишь, неведомом,
All that the lightning-flash of love reveals Обо всем, что молния-вспышка любви обнаруживает
In one great hour of the unveiling gods. В час великий богов раскрывающих.
Even a brief nearness has reshaped my life. Даже краткая близость мою жизнь изменила.
For now I know that all I lived and was Ибо ныне я знаю, что все, чем жил я и был,
Moved towards this moment of my heart's rebirth; Двигалось к этому моменту перерождения моего сердца;
I look back on the meaning of myself, На свое предназначение я оглянулся,
A soul made ready on earth's soil for thee. Душа была подготовлена на земле для тебя.
Once were my days like days of other men: Когда-то дни мои дням других были подобны:
To think and act was all, to enjoy and breathe; Думать и делать было всем, наслаждаться, дышать;
This was the width and height of mortal hope: Это была ширина с высотою смертной надежды:
Yet there came glimpses of a deeper self Однако пришли проблески себя более глубокого,
That lives behind Life and makes her act its scene. Что живет позади Жизни и ее акты своей сценой делает.
A truth was felt that screened its shape from mind, Была почувствована истина, что прячет свою форму от разума,
A Greatness working towards a hidden end, Величие, трудящееся для исхода сокрытого,
And vaguely through the forms of earth there looked И смутно сквозь формы земли там проглядывало
Something that life is not and yet must be. Нечто, чем еще жизнь не является, но должна быть.
I groped for the Mystery with the lantern, Thought. Мистерию я искал с фонарем, Мысль.
Its glimmerings lighted with the abstract word Ее проблески освещали словом абстрактным
A half-visible ground and travelling yard by yard Полузримую почву, и, путешествуя ярд за ярдом,
It mapped a system of the Self and God. Систему Себя и Бога она наносила на карту.
I could not live the truth it spoke and thought. Я не мог жить правдой, о которой она говорила и мыслила.
I turned to seize its form in visible things, Я повернулся поймать ее форму в зримых вещах,
Hoping to fix its rule by mortal mind, Надеясь затвердить ее правило разумом смертным,
Imposed a narrow structure of world-law Навязывал узкую структуру мирового закона
Upon the freedom of the Infinite, На свободу Бесконечного,
A hard firm skeleton of outward Truth, Тяжелый, твердый скелет внешней Правды,
A mental scheme of a mechanic Power. Ментальную схему механической Силы.
This light showed more the darknesses unsearched; Этот свет показывал больше, чем тьма не обысканная;
It made the original Secrecy more occult; Он делал первозданный Секрет еще более оккультным.
It could not analyse its cosmic Veil Анализировать свою космическою Вуаль он не мог
Or glimpse the Wonder-worker's hidden hand Или заметить Чуда-работника скрытую руку
And trace the pattern of his magic plans. И снять копию с его магических планов.
I plunged into an inner seeing Mind Я нырнул во внутренний видящий Разум
And knew the secret laws and sorceries И узнал тайные законы и колдовства,
That make of Matter mind's bewildered slave: Что создают сбитого с толку раба материального разума.
The mystery was not solved but deepened more. Мистерия не была решена, а углубилась.
I strove to find its hints through Beauty and Art, Я старался найти ее намеки сквозь Красоту и Искусство,
But Form cannot unveil the indwelling Power; Но форма не может раскрыть внутри живущую Силу;
Only it throws its symbols at our hearts. Лишь ее символы бросает в наши сердца.
It evoked a mood of self, invoked a sign Она вызывала настроение себя, призывала символ
Of all the brooding glory hidden in sense: Всей скрытой в чувстве размышляющей славы:
I lived in the ray but faced not to the sun. Я жил в луче, но не встречал Солнце.
I looked upon the world and missed the Self, Я смотрел на мир - и Себя упускал,
And when I found the Self, I lost the world, И когда нашел я Себя, я потерял мир,
My other selves I lost and the body of God, Мои другие самости я потерял и тело Бога,
The link of the finite with the Infinite, Связь конечного с Бесконечным,
The bridge between the appearance and the Truth, Грань между внешним и Истиной,
The mystic aim for which the world was made, Мистическую цель, для которой был сделан мир,
The human sense of Immortality. Человеческое чувство Бессмертия.
But now the gold link comes to me with thy feet Но ныне эта связь золотая ко мне с твоими ногами пришла
And His gold sun has shone on me from thy face. И Его солнце златое с твоего лица мне засияло.
For now another realm draws near with thee Ибо ныне царство иное с тобой приближается
And now diviner voices fill my ear, И более божественные голоса наполняют мой слух,
A strange new world swims to me in thy gaze Странный, новый мир плывет ко мне в твоем взгляде,
Approaching like a star from unknown heavens; Приближаясь, словно звезда с неизвестных небес;
A cry of spheres comes with thee and a song Крик сфер приходит с тобой и песня
Of flaming gods. I draw a wealthier breath Богов пламенеющих. Я дышу в полную грудь,
And in a fierier march of moments move. И в жарче пылающем марше мгновений я двигаюсь.
My mind transfigures to a rapturous seer. Мой разум преображается в провидца восторженного.
A foam-leap travelling from the waves of bliss Путешествующий прыжок пенящийся из волн блаженства
Has changed my heart and changed the earth around: Изменил мое сердце и землю вокруг:
All with thy coming fills. Air, soil and stream Все твоим приходом наполнено. Воздух, почва, поток
Wear bridal raiment to be fit for thee Свадебное убранство несут, чтобы быть тебе подобающими,
And sunlight grows a shadow of thy hue И солнечный свет твои оттенки подчеркивает
Because of change within me by thy look. Из-за перемены внутри меня от твоего взгляда.
Come nearer to me from thy car of light Приди ближе ко мне из своей колесницы света
On this green sward disdaining not our soil. На этот зеленый дерн, не пренебрегая нашей землей.
For here are secret spaces made for thee Ибо здесь есть для тебя созданные просторы секретные,
Whose caves of emerald long to screen thy form. Чьих изумрудных пещер протяженность укроет тебя.
Wilt thou not make this mortal bliss thy sphere? Разве это смертное блаженство ты своей сферой не сделаешь?
Descend, O happiness, with thy moon-gold feet Спустись, о счастье, своими лунно-золотыми ногами,
Enrich earth's floors upon whose sleep we lie. Одари пол земли, на котором во сне мы лежим.
O my bright beauty's princess Savitri, О принцесса красоты светлой, Савитри,
By my delight and thy own joy compelled Моим восторгом и своей собственной радостью вынужденная,
Enter my life, thy chamber and thy shrine. Войди в мою жизнь, в твою палату, часовню.
In the great quietness where spirits meet, В этом великом покое, где духи встречаются,
Led by my hushed desire into my woods Ведома моим молчаливым желанием в мои леса,
Let the dim rustling arches over thee lean; Позволь шелестящей арке неясной над тобой сомкнуться;
One with the breath of things eternal live, Единые с дыханием вещей вечной жизни
Thy heart-beats near to mine, till there shall leap Ко мне твоего сердца удары приблизь, пока не прыгнет
Enchanted from the fragrance of the flowers Очарованный из аромата цветов
A moment which all murmurs shall recall Миг, который все вберет шелесты
And every bird remember in its cry." И каждую птицу в ее крике запомнит".
Allured to her lashes by his passionate words К своим плетям его страстными словами притягиваемая
Her fathomless soul looked out at him from her eyes; Ее бездонная душа смотрела на него из ее глаз;
Passing her lips in liquid sounds it spoke. Шевеля ее губы в плывших звуках, душа говорила.
This word alone she uttered and said all: Произнесла одно слово и сказала все:
"O Satyavan, I have heard thee and I know; "О Сатьяван, тебя я услышала и я знаю;
I know that thou and only thou art he." Я знаю, что ты, только ты - это он".
Then down she came from her high carven car Затем вниз она сошла из своей высокой резной колесницы,
Descending with a soft and faltering haste; Спускаясь с мягкой, неуверенной спешкой;
Her many-hued raiment glistening in the light Ее многоцветное платье, блестящее в свете,
Hovered a moment over the wind-stirred grass, Парило над шевелимой ветром травой,
Mixed with a glimmer of her body's ray Смешавшейся с сиянием луча ее тела
Like lovely plumage of a settling bird. Словно с чудесным плюмажем усевшейся птицы.
Her gleaming feet upon the green-gold sward Ее светлые ноги на зеленом золоте дерна
Scattered a memory of wandering beams Оставили память сияний блуждающих
And lightly pressed the unspoken desire of earth И легко немое желание земли придавили,
Cherished in her too brief passing by the soil. Лелеяли в ней это слишком краткое касание почвы.
Then flitting like pale-brilliant moths her hands Затем ее руки, вспорхнув как светлые яркие бабочки,
Took from the sylvan verge's sunlit arms Приняли у освещенных солнцем рук края лесного
A load of their jewel-faces' clustering swarms, Груз их драгоценностей-ладоней, собранных в гроздь,
Companions of the spring-time and the breeze. Компаньоны весны и друзья бриза.
A candid garland set with simple forms Чистая гирлянда формы простой,
Her rapid fingers taught a flower song, Ее быстрые пальцы цветов песню учили,
The stanzaed movement of a marriage hymn. Станс-движение брачного гимна.
Profound in perfume and immersed in hue В ароматы утоплены, в оттенки погружены,
They mixed their yearning's coloured signs and made Они смешали цветные знаки стремления, сделали
The bloom of their purity and passion one. Цветение их чистоты и страсти единым.
A sacrament of joy in treasuring palms Причастие радости в хранящих ладонях
She brought, flower-symbol of her offered life, Она несла, цветок-символ ее предложенной жизни,
Then with raised hands that trembled a little now Затем, с поднятыми руками, что сейчас дрожали немного
At the very closeness that her soul desired, В полной близости, которую ее желала душа,
This bond of sweetness, their bright union's sign, Узы сладости, их светлого объединения символ,
She laid on the bosom coveted by her love. Она прильнула к груди, ее любовью желанной.
As if inclined before some gracious god Словно перед неким милосердным богом склоненная,
Who has out of his mist of greatness shone Что просиял из своего тумана величия,
To fill with beauty his adorer's hours, Чтоб своего поклонника часы красотою наполнить,
She bowed and touched his feet with worshipping hands; Она согнулась и его ног обожающими руками коснулась;
She made her life his world for him to tread Она сделала свою жизнь его миром, для него, чтобы вошел
And made her body the room of his delight, И ее тело сделал своего восторга комнатой,
Her beating heart a remembrancer of bliss. Ее стучащее сердце - воспоминанием блаженства.
He bent to her and took into his own Он к ней наклонился и взял в свою собственность
Their married yearning joined like folded hopes; Их поженившееся стремление, соединенное как объятия надежды;
As if a whole rich world suddenly possessed, Словно овладел внезапно всем миром богатым,
Wedded to all he had been, became himself, Повенчавшись со всем, чем он был, он стал сам собой,
An inexhaustible joy made his alone, Неистощимая радость сделала его одиноким,
He gathered all Savitri into his clasp. Он вобрал всю Савитри в объятия.
Around her his embrace became the sign Его руки вокруг нее стали знаком
Of a locked closeness through slow intimate years, Замкнутой близости сквозь медленные, интимные годы,
A first sweet summary of delight to come, Первой сладостной суммой восторга грядущего,
One brevity intense of all long life. Одной интенсивной краткостью всей долгой жизни.
In a wide moment of two souls that meet В широком моменте двух душ, что встречаются,
She felt her being flow into him as in waves Она ощущала, как ее существо вплывает в него, как в волнах
A river pours into a mighty sea. Река втекает в могучее море.
As when a soul is merging into God Как когда душа поглощается в Бога,
To live in Him for ever and know His joy, Чтобы жить в Нем вовеки и знать Его радость,
Her consciousness grew aware of him alone Ее сознание осознавало его одного,
And all her separate self was lost in his. И вся ее отдельная самость была утеряна в его самости.
As a starry heaven encircles happy earth, Как звездное небо окружает счастливую землю,
He shut her into himself in a circle of bliss В себе закрыл он ее в круге блаженства
And shut the world into himself and her. И запер мир в себя и в нее.
A boundless isolation made them one; Безграничная изоляция их едиными сделала;
He was aware of her enveloping him Он сознавал ее, его обернувшую,
And let her penetrate his very soul И дал ей проникнуть к себе в самую душу,
As is a world by the world's spirit filled, Словно мир духом мира заполнен,
As the mortal wakes into Eternity, Словно смертный просыпается в Вечность,
As the finite opens to the Infinite. Словно конечное открывается Бесконечному.
Thus were they in each other lost awhile, Так они затерялись друг в друге на время,
Then drawing back from their long ecstasy's trance Затем, выйдя назад из транса экстаза их долгого,
Came into a new self and a new world. Вошли в новых себя и в мир новый.
Each now was a part of the other's unity, Каждый сейчас был частью единства другого.
The world was but their twin self-finding's scene Мир был, но их двойного самонахождения сценой,
Or their own wedded being's vaster frame. Или их существ сочетавшихся более обширным каркасом.
On the high glowing cupola of the day В высоком пылающем куполе дня
Fate tied a knot with morning's halo threads Судьба завязала узел из нитей сияния утра,
While by the ministry of an auspice-hour А министерством благоприятного часа
Heart-bound before the sun, their marriage fire, Связи сердец перед солнцем, их брачным огнем,
The wedding of the eternal Lord and Spouse Вечного Господа венчания с Супругой
Took place again on earth in human forms: Вновь выбрано место на земле в человеческих формах:
In a new act of the drama of the world В новом акте мировой драмы
The united Two began a greater age. Соединенные Двое начали более великую эру.
In the silence and murmur of that emerald world В тишине и шелесте этого изумрудного мира
And the mutter of the priest-wind's sacred verse, И в бормотании священником-ветром священных стихов,
Amid the choral whispering of the leaves Среди хорального шепота листьев,
Love's twain had joined together and grew one. Две половины любви слились вместе и стали едины.
The natural miracle was wrought once more: Природное чудо еще раз трудилось:
In the immutable ideal world В неизменном, идеальном мире
One human moment was eternal made. Один человеческий миг был сделан вечным.
Then down the narrow path where their lives had met Затем вниз, по узкой тропинке, где повстречались их жизни,
He led and showed to her her future world, Он вел и показывал ей ее будущий мир,
Love's refuge and corner of happy solitude. Убежище любви и уединения счастливого угол.
At the path's end through a green cleft in the trees В конце тропинки, за зеленым проходом в деревьях,
She saw a clustering line of hermit-roofs Она увидела линии крыши жилища отшельника
And looked now first on her heart's future home, И впервые взглянула на будущий дом ее сердца,
The thatch that covered the life of Satyavan. На хижину, что укрывала жизнь Сатьявана.
Adorned with creepers and red climbing flowers Украшенная плюшем и красными вьющимися цветами,
It seemed a sylvan beauty in her dreams В грезах Савитри она показалась лесною красавицей,
Slumbering with brown body and tumbled hair Уснувшей коричневым телом с волосами рассыпанными
In her chamber inviolate of emerald peace. В ее неоскверненной палате изумрудного мира7.
Around it stretched the forest's anchorite mood Вокруг нее простиралось настроение леса отшельническое,
Lost in the depths of its own solitude. Затерянного в глубинах его одиночества собственного.
Then moved by the deep joy she could not speak, Она не могла говорить, радостью глубокой движимая затем
A little depth of it quivering in her words, Лишь с ее малой толикой, что трепетала в словах,
Her happy voice cried out to Satyavan: Ее счастливый голос выкрикнул:
"My heart will stay here on this forest verge "Мое сердце останется здесь, в лесном этом краю,
And close to this thatched roof while I am far: Близь этой крыши из листьев, пока далеко я:
Now of more wandering it has no need. Ныне в новых скитаниях я не нуждаюсь.
But I must haste back to my father's house Но я должна спешить назад в моего отца дом,
Which soon will lose one loved accustomed tread Который скоро потеряет одну любимую знакомую поступь
And listen in vain for a once cherished voice. И будет тщетно ловить когда-то лелеемый голос.
For soon I shall return nor ever again Ибо скоро я вернусь, никогда снова
Oneness must sever its recovered bliss Единство не должно разделять блаженство свое, назад обретенное,
Or fate sunder our lives while life is ours." И судьба разлучать наши жизни, пока они наши".
Once more she mounted on the carven car Вновь она поднялась на колесницу резную,
And under the ardour of a fiery noon И под пылом раскаленного полдня,
Less bright than the splendour of her thoughts and dreams Менее яркого, чем блеск ее мыслей и грез,
She sped swift-reined, swift-hearted but still saw Она спешила, быстро правящая, с быстрым сердцем, но еще видела
In still lucidities of sight's inner world В неподвижной ясности мира внутреннего зрения,
Through the cool-scented wood's luxurious gloom Сквозь благоухающий холодом полумрак леса роскошный,
On shadowy paths between great rugged trunks Как по тенистой тропинке меж стволами неровными
Pace towards a tranquil clearing Satyavan. К тихой поляне идет Сатьяван.
A nave of trees enshrined the hermit thatch, Неф деревьев заключил в арку отшельника хижину,
The new deep covert of her felicity, Ее счастья глубокое убежище новое,
Preferred to heaven her soul's temple and home. Ее души дом и храм, что лучше небес.
This now remained with her, her heart's constant scene. Это ныне останется с ней, ее сердца постоянная сцена.
End of Canto Three Конец третьей песни
End of Booko Five Конец книги пятой
Book Six КНИГА ШЕСТАЯ
THE BOOK OF FATE Книга Судьбы
Canto I Песнь первая
THE WORD OF FATE Слово Судьбы
In silent bounds bordering the mortal's plane В пределы безмолвные, смертного план ограничивающие,
Crossing a wide expanse of brilliant peace Пересекая широкую протяженность светлого мира8,
Narad the heavenly sage from Paradise Нарада, небесный мудрец, из Парадиза
Came chanting through the large and lustrous air. Пришел распевая сквозь широкий и сверкающий воздух.
Attracted by the golden summer-earth Привлеченный золотом летней земли,
That lay beneath him like a glowing bowl Что лежала под ним как пылающий шар,
Tilted upon a table of the Gods, На столе Богов поворачиваемый,
Turning as if moved round by an unseen hand Кружась, словно раскрученный незримой рукой,
To catch the warmth and blaze of a small sun, Чтобы ловить маленького солнца блеск и тепло;
He passed from the immortals' happy paths Он сошел со счастливых тропинок бессмертных
To a world of toil and quest and grief and hope, В мир труда, горя, надежды и поиска,
To these rooms of the see-saw game of death with life. В эти палаты качелей жизни и смерти.
Across an intangible border of soul-space Сквозь неосязаемую границу пространства души
He passed from Mind into material things Он прошел из Разума в материальные вещи
Amid the inventions of the inconscient Self Среди изобретений Себя несознательного
And the workings of a blind somnambulist Force. И работ слепой сомнамбулической Силы.
Below him circling burned the myriad suns: Под ним, вращаясь, горели солнц мириады:
He bore the ripples of the etheric sea; Он ощущал рябь эфирного моря;
A primal Air brought the first joy of touch; Первозданный Воздух нес первую радость касания;
A secret Spirit drew its mighty breath Свое могучее дыхание тайный Дух продолжал,
Contracting and expanding this huge world Растягивая этот огромный мир и сжимая,
In its formidable circuit through the Void; В своем грозном кружении сквозь Пустоту;
The secret might of the creative Fire Тайная мощь Огня созидательного
Displayed its triple power to build and form, Свою тройную силу строить и формировать обнаруживала,
Its infinitesimal wave-sparks' weaving dance, Ткущий танец своих бесконечно малых волн-вспышек,
Its nebulous units grounding shape and mass, Своих неясных частиц земную форму и массу,
Magic foundation and pattern of a world, Магический фундамент и образец мира,
Its radiance bursting into the light of stars; Свое сияние, светом звезд вспыхивающее;
He felt a sap of life, a sap of death; Он чувствовал сок жизни, сок смерти;
Into solid Matter's dense communion В густое причастие твердой Материи
Plunging and its obscure oneness of forms И в тусклое единство форм погружаясь,
He shared with a dumb Spirit identity. Он с молчаливым Духом разделял идентичность.
He beheld the cosmic Being at his task, Космическое Существо он в своей задаче заметил,
His eyes measured the spaces, gauged the depths, Его глаза измеряли пространства, глубины оценивали,
His inner gaze the movements of the soul, Его внутренний взор - движения души,
He saw the eternal labour of the Gods, Он видел труд вечный Богов
And looked upon the life of beasts and men. И смотрел на жизнь людей и зверей.
A change now fell upon the singer's mood, Перемена сейчас ощутилась в певца настроении,
A rapture and a pathos moved his voice; Восторг и пафос его голос двигали;
He sang no more of Light that never wanes, Он не пел больше о никогда неубывающем Свете,
And oneness and pure everlasting bliss, О единстве и чистом вечном блаженстве,
He sang no more the deathless heart of Love, О бессмертном сердце Любви он больше не пел,
His chant was a hymn of Ignorance and Fate. Его песнь была гимном Судьбы и Неведения.
He sang the name of Vishnu and the birth Он пел имя Вишну и о рождении,
And joy and passion of the mystic world, О страсти и радости мира мистического,
And how the stars were made and life began О том, как были сделаны звезды и как жизнь началась,
And the mute regions stirred with the throb of a Soul. И безмолвные регионы шевелились с пульсом Души.
He sang the Inconscient and its secret self, Он пел о Несознании и его самости тайной,
Its power omnipotent knowing not what it does, Чья всемогущая сила не ведает, что она делает,
All-shaping without will or thought or sense, Все формируя без мысли, без воли, без чувства,
Its blind unerring occult mystery, Чья не ошибается слепая мистерия оккультная,
And darkness yearning towards the eternal Light, И о тьме, стремящаяся к вечному Свету,
And Love that broods within the dim abyss И Любви, что размышляет внутри смутной пучины
And waits the answer of the human heart, И ждет ответа человеческого сердца,
And death that climbs to immortality. И смерти, что к бессмертию взбирается.
He sang of the Truth that cries from Night's blind deeps, Он пел об Истине, что кричит из слепых глубин Ночи,
And the Mother-Wisdom hid in Nature's breast О Материнской Мудрости, скрытой у Природы в груди,
And the Idea that through her dumbness works Об Идее, что сквозь ее молчание трудится,
And the miracle of her transforming hands, И о чуде ее трансформирующих рук,
Of life that slumbers in the stone and sun О жизни, что дремлет в камне и солнце,
And Mind subliminal in mindless life, О подсознательном Разуме в неразумной жизни,
And the Consciousness that wakes in beasts and men. О Сознании, что просыпается в животных и людях.
He sang of the glory and marvel still to be born, Он пел о славе и чуде, которым родится еще предстоит,
Of Godhead throwing off at last its veil, О Божестве, отбрасывающем наконец свой покров,
Of bodies made divine and life made bliss, О телах, божественными сделанными, и жизни, ставшей блаженством,
Immortal sweetness clasping immortal might, О бессмертной сладости, сжимающей бессмертную силу,
Heart sensing heart, thought looking straight at thought, О сердце, ощущающем сердце, о мысли, глядящей прямо на мысль,
And the delight when every barrier falls, О восторге, когда барьеры все рушатся,
And the transfiguration and the ecstasy. О трансфигурации и об экстазе.
And as he sang the demons wept with joy И когда он пел, демоны плакали в радости,
Foreseeing the end of their long dreadful task Предвидя конец своей долгой ужасной задачи
And the defeat for which they hoped in vain, И поражение, на которое они надеются тщетно,
And glad release from their self-chosen doom И радость освобождения от своего самоизбранного рока,
And return into the One from whom they came. И возвращение в Одного, из которого вышли.
He who has conquered the Immortals' seats, Он, кто завоевал место среди Бессмертных,
Came down to men on earth the Man divine. Сошел вниз к людям на землю Человеком божественным.
As darts a lightning streak, a glory fell Как стрела молнии, слава спускалась,
Nearing until the rapt eyes of the sage Приближаясь, пока восторженные глаза мудреца
Looked out from luminous cloud and, strangely limned, Не выглянули из светлого облака и странно не вырисовался
His face, a beautiful mask of antique joy, Его лик, античной радости прекрасная маска,
Appearing in light descended where arose Появляющийся в свете, спускавшемся там, где вставал
King Aswapati's palace to the winds Навстречу ветрам дворец короля Ашвапати
In Madra, flowering up in delicate stone. В Мадре, в деликатном распустившемся камне.
There welcomed him the sage and thoughtful king, Там мудрый король, полный дум, его принимал.
At his side a creature beautiful, passionate, wise, На его половине, создание прекрасное, страстное, мудрое,
Aspiring like a sacrificial flame Устремленное, как жертвенный пламень
Skyward from its earth-seat through luminous air, К небу сквозь сияющий воздух с земли,
Queen-browed, the human mother of Savitri. Королева, мать Савитри земная.
There for an hour untouched by the earth's siege Там, на час, не заполненный земною осадой,
They ceased from common life and care and sat Они отвлеклись от повседневных забот и сидели,
Inclining to the high and rhythmic voice, Настроившись на высокий ритмичный голос,
While in his measured chant the heavenly seer Пока в своей размеренной песне небесный провидец
Spoke of the toils of men and what the gods Рассказывал о труде людей, о том, для чего боги
Strive for on earth, and joy that throbs behind Стараются на земле, о радости, что бьется
The marvel and the mystery of pain. Позади чуда, и о мистерии страдания.
He sang to them of the lotus-heart of love Он пел им о лотосе-сердце любви,
With all its thousand luminous buds of truth, Полном тысяч светлых почек истины,
Which quivering sleeps veiled by apparent things. Что, трепещущее, спит, завуалированное вещей очевидностью.
It trembles at each touch, it strives to wake Оно дрожит в каждом касании и проснуться старается,
And one day it shall hear a blissful voice И однажды оно услышит голос блаженный
And in the garden of the Spouse shall bloom И в саду Супруга оно расцветет,
When she is seized by her discovered lord. Когда она будет поймана господином, ее обнаружившем.
A mighty shuddering coil of ecstasy Мощно вздрагивающее кольцо экстаза
Crept through the deep heart of the universe. Медленно вилось сквозь глубокое сердце вселенной.
Out of her Matter's stupor, her mind's dreams, Из своей Материи ступора, грез своего разума,
She woke, she looked upon God's unveiled face. Она проснется, она посмотрит на лишенный вуали лик Бога.
Even as he sang and rapture stole through earth-time И когда он пел, и восторг пробирался сквозь время земное
And caught the heavens, came with a call of hooves, И ловил небеса, приближалась в грохоте копыт
As of her swift heart hastening, Savitri; Спешащих, словно принадлежа ее быстрому сердцу, Савитри;
Her radiant tread glimmered across the floor. Ее лучистая поступь через пол просверкнула.
A happy wonder in her fathomless gaze, Счастливое чудо в ее взгляде бездонном,
Changed by the halo of her love she came; Она пришла, преображенная своей любви гало;
Her eyes rich with a shining mist of joy Ее глаза богаты светящейся дымкою радости,
As one who comes from a heavenly embassy Словно тот, кто прибыл из посольства небесного,
Discharging the proud mission of her heart, Выполняя гордую миссию сердца,
One carrying the sanction of the gods Словно храня поручение богов
To her love and its luminous eternity, К своей любви и ее светлой вечности,
She stood before her mighty father's throne Перед троном своего могучего отца стояла она
And, eager for beauty on discovered earth И, стремящаяся к красоте на открытой земле,
Transformed and new in her heart's miracle-light, Трансформированная и новая в чудесном свете своего сердца,
Saw like a rose of marvel, worshipping, Глядела, как дивная роза, боготворящая,
The fire-tinged sweetness of the son of Heaven. Огненно окрашенная сладость сына Небес.
He flung on her his vast immortal look; Нарада бросил свой широкий бессмертный взор на нее;
His inner gaze surrounded her with its light Его внутренний взгляд окружил ее своим светом,
And reining back knowledge from his immortal lips И, сдерживая знание на своих бессмертных устах,
He cried to her, "Who is this that comes, the bride, Крикнул ей: "Кто ты, что пришла, невеста,
The flame-born, and round her illumined head Пламярожденная? Вокруг ее головы озаренной
Pouring their lights her hymeneal pomps Разливая свой свет, ее великолепия брачные
Move flashing about her? From what green glimmer of glades Сверкая вокруг нее движутся. Из какого зеленого мерцания полян,
Retreating into dewy silences Уходящих в росистую тишь,
Or half-seen verge of waters moon-betrayed Или из просторов вод полувидимых, соблазненных луной,
Bringst thou this glory of enchanted eyes? Ты несешь эту славу глаз очарованных?
Earth has gold-hued expanses, shadowy hills У земли есть золотые просторы, горы тенистые,
That cowl their dreaming phantom heads in night, Что накрыли в ночи капюшонами свои мечтающие фантомные головы,
And, guarded in a cloistral joy of woods, И охраняемые в радости лесов монастырской
Screened banks sink down into felicity Скрытые берега, что тонут в блаженстве,
Seized by the curved incessant yearning hands Пойманные непрерывным изгибом стремящихся рук
And ripple-passion of the upgazing stream: И рябью-страстью реки, вверх глядящей:
Amid cool-lipped murmurs of its pure embrace Среди холодного журчания их чистых объятий
They lose their souls on beds of trembling reeds. Они потеряли на ложе дрожащего тростника свои души.
And all these are mysterious presences И все это - мистические присутствия,
In which some spirit's immortal bliss is felt, В которых ощутимо бессмертное блаженство какого-то духа,
And they betray the earth-born heart to joy. И землей рожденное сердце они отдали радости.
There hast thou paused, and marvelling borne eyes Там ты медлила, изумляясь ощущала глаза
Unknown, or heard a voice that forced thy life Неизвестные или слушала голос, что жизнь заставил твою
To strain its rapture through thy listening soul? Напрячься восторгом сквозь твою внимавшую душу?
Or, if my thought could trust this shimmering gaze, Если моей мысли можно доверить этот мерцающий взгляд,
It would say thou hast not drunk from an earthly cup, Она скажет, что ты пила не из земной чаши,
But stepping through azure curtains of the noon А, шагнув за лазурный занавес дня,
Thou wast surrounded on a magic verge Ты была окружена магическим краем
In brighter countries than man's eyes can bear. В странах более светлых, чем глаза человека могут нести.
Assailed by trooping voices of delight Атакованная голосами восторга толпящимися
And seized mid a sunlit glamour of the boughs И схваченная среди залитого солнцем очарования ветвей
In faery woods, led down the gleaming slopes В лесах феерических, ведомая вниз по склонам сверкающим
Of Gandhamadan where the Apsaras roam, Гандхамадана, где Апсары скитаются,
Thy limbs have shared the sports which none has seen, Твои члены узнали забавы, которых не видел никто,
And in god-haunts thy human footsteps strayed, В приюте богов твои человеческие ноги блуждали,
Thy mortal bosom quivered with god-speech Твоя смертная грудь трепетала в божественной речи
And thy soul answered to a Word unknown. И твой дух отвечал Слову неведомому.
What feet of gods, what ravishing flutes of heaven Какие ноги богов, какие флейты небес, в восторг приводящие,
Have thrilled high melodies round, from near and far Трепетали вокруг высокой мелодией, близко и издали
Approaching through the soft and revelling air, Доносясь сквозь мягкий пирующий воздух,
Which still surprised thou hearest? They have fed Что, все еще пораженная, слышишь ты? Они вскормили
Thy silence on some red strange-ecstasied fruit Твое молчание неким странным плодом экстатическим,
And thou hast trod the dim moon-peaks of bliss. И ты ступила на туманные лунные вершины блаженства.
Reveal, O winged with light, whence thou hast flown Открой, о окрыленная светом, откуда т...
Продолжение на следующей странцие...
