- это книга, которую я изучил;
Only some pages now are left to read. Лишь немного страниц прочитать мне осталось.
I have seen the ways of life, the paths of mind; Я увидел пути жизни, разума тропы;
I have studied the methods of the ant and ape Я изучил повадки муравья и обезьяны,
And the behaviour learned of man and worm. Узнал поведение мужчины и женщины.
If God is at work, his secrets I have found. Если есть Бог в творении, его секреты нашел я.
But still the Cause of things is left in doubt, Но пока Причина вещей остается сомнительной,
Their truth flees from pursuit into a void; Их истина бежит в пустоту от преследования;
When all has been explained nothing is known. Когда объяснено уже все, ничего не известно.
What chose the process, whence the Power sprang Что избрало процесс, Сила зародилась откуда,
I know not and perhaps shall never know. Не знаю я и, вероятно, никогда не узнаю.
A mystery is this mighty Nature's birth; Мистерия есть этой могучей Природы рождение;
A mystery is the elusive stream of mind, Мистерия есть поток ускользающий разума.
A mystery the protean freak of life. Мистерия есть причуда многообразная жизни.
What I have learned, Chance leaps to contradict; Что бы ни изучил, возникает Случайность, чтоб опровергнуть;
What I have built is seized and torn by Fate. Что бы я ни построил, Судьбой изменено и захвачено.
I can foresee the acts of Matter's force, Я могу предвидеть действия силы Материи,
But not the march of the destiny of man: Но не судьбы человеческой ход:
He is driven upon paths he did not choose, Он управляем на тропах, которые не он выбирает,
He falls trampled underneath the rolling wheels. Он падает с шумом под колеса катящиеся.
My great philosophies are a reasoned guess; Мои величайшие философии аргументированными предположениями являются,
The mystic heavens that claim the human soul Мистические небеса, что требуют человеческую душу,
Are a charlatanism of the imagining brain: Есть шарлатанство воображающего мозга:
All is a speculation or a dream. Все есть спекуляция иль греза.
In the end the world itself becomes a doubt: В конце концов сам мир сомнительным кажется:
The infinitesimal's jest mocks mass and shape, Бесконечно малого шутка дразнит массу и форму,
A laugh peals from the infinite's finite mask. Из-под маски конечной звенит смех бесконечности.
Perhaps the world is an error of our sight, Вероятно, мир есть ошибка нашего зрения,
A trick repeated in each flash of sense, Трюк, повторяемый в каждом проблеске чувства,
An unreal mind hallucinates the soul Нереальный разум бредит душой
With a stress-vision of false reality, В стрессе видения фальшивой реальности,
Or a dance of Maya veils the void Unborn. Или танец Майи скрывает Пустоту нерожденную.
Even if a greater consciousness I could reach, Даже если бы смог я достичь сознания более великого,
What profit is it then for Thought to win Какая в том польза для Мысли, чтоб покорить
A Real which is for ever ineffable Реальность, которая невыразима навеки,
Or hunt to its lair the bodiless Self or make Какая польза охотиться в берлоге Себя бестелесного
The Unknowable the target of the soul? Или Непознаваемого делать целью души?
Nay, let me work within my mortal bounds, Нет, дай мне трудиться внутри моих смертных границ,
Not live beyond life nor think beyond the mind; Не живи по ту сторону жизни, не думай за пределами разума;
Our smallness saves us from the Infinite. Наша малость нас спасает от Бесконечности.
In a frozen grandeur lone and desolate В ледяную грандиозность, пустынную и одинокую,
Call me not to die the great eternal death, Не зови меня умирать смертью великой и вечной,
Left naked of my own humanity Оставленным обнаженным от моей собственной человеческой природы
In the chill vast of the spirit's boundlessness. В холодной обширности безграничности духа.
Each creature by its nature's limits lives, Каждое создание границами своей природы живет,
And how can one evade his native fate? И как избежать может кто-то своей судьбы прирожденной?
Human I am, human let me remain Я - человек, человеком дай мне остаться,
Till in the Inconscient I fall dumb and sleep. Пока в Несознание, немым и спящим, я не паду.
A high insanity, a chimaera is this, Высокое безумие, химера все это,
To think that God lives hidden in the clay Думать, что Бог живет спрятанным в глине,
And that eternal Truth can dwell in Time, И что жить во Времени может вечная Истина,
And call to her to save our self and world. И звать к ней, чтобы спасти нашу самость и мир.
How can man grow immortal and divine Как человек может стать бессмертным, божественным,
Transmuting the very stuff of which he is made? Трансмутируя само вещество, из которого создан он?
This wizard gods may dream, not thinking men." Об этом могут грезить волшебники-боги, не разумные люди".
And Savitri heard the voice, the warped answer heard Савитри выслушала голос, ответ искаженный выслушала
And turning to her being of light she spoke: И, повернув к своему существу света, сказала:
"Madonna of light, Mother of joy and peace, "Мадонна света, Мать мира23 и радости,
Thou art a portion of my self put forth Ты - самой меня часть, что вперед вышла,
To raise the spirit to its forgotten heights Поднимать дух на его высоты забытые
And wake the soul by touches of the heavens. И будить душу прикосновениями неба.
Because thou art, the soul draws near to God; Ибо ты есть, душа приближается к Богу;
Because thou art, love grows in spite of hate Ибо ты есть, любовь растет вопреки ненависти,
And knowledge walks unslain in the pit of Night. И знание в яме Ночи неубитым гуляет.
But not by showering heaven's golden rain Но не падением небесного золотого дождя
Upon the intellect's hard and rocky soil На интеллекта каменистую, твердую почву
Can the tree of Paradise flower on earthly ground Может зацвести на земле Дерево Рая
And the Bird of Paradise sit upon life's boughs И Райская Птица сесть на ветвях жизни,
And the winds of Paradise visit mortal air. И ветры Рая посетить смертный воздух.
Even if thou rain down intuition's rays, Даже если прольешь ты вниз лучи интуиции,
The mind of man will think it earth's own gleam, Ум человека подумает, что это - земли собственный блеск,
His spirit by spiritual ego sink, Его дух духовным эго будет утоплен
Or his soul dream shut in sainthood's brilliant cell Или его душа будет грезить, в яркой клетке святости запертая,
Where only a bright shadow of God can come. Куда только светлая тень Бога может прийти.
His hunger for the eternal thou must nurse Его голод к вечному ты должна вскармливать
And fill his yearning heart with heaven's fire И наполнять его томящееся сердце небесным огнем,
And bring God down into his body and life. И нести Бога вниз, в его тело и жизнь.
One day I will return, His hand in mine, Однажды вернусь я, Его руки в моих,
And thou shalt see the face of the Absolute. И ты увидишь лицо Абсолюта.
Then shall the holy marriage be achieved, Тогда святое супружество будет достигнуто,
Then shall the divine family be born. Тогда божественная рождена будет семья.
There shall be light and peace in all the worlds." И мир и свет во всех мирах будут".
End of Canto Four Конец четвертой песни
Canto V Песнь пятая
THE FINDING OF THE SOUL Обнаружение души
Onward she passed seeking the soul's mystic cave. Дальше она пошла, ища души пещеру мистическую.
At first she stepped into a night of God. Сперва ступила в ночь Бога.
The light was quenched that helps the labouring world, Свет погас, что помогает миру трудящемуся,
The power that struggles and stumbles in our life; Сила, что запинается в нашей жизни и борется;
This inefficient mind gave up its thoughts, Этот неспособный разум от мыслей своих отказался,
The striving heart its unavailing hopes. А борющееся сердце - от своих бесполезных надежд.
All knowledge failed and the Idea's forms Неудачу потерпело всякое Знание и все формы Идеи,
And Wisdom screened in awe her lowly head И Мудрость в страхе закрыла свою смиренную голову,
Feeling a Truth too great for thought or speech, Ощущая Истину слишком великую для мысли и речи,
Formless, ineffable, for ever the same. Бесформенную, невыразимую и вечно прежнюю.
An innocent and holy Ignorance Невинному и святому Неведению
Adored like one who worships formless God Она поклонялась как тот, кто склоняется перед Богом бесформенным,
The unseen Light she could not claim nor own. Незримого Света не могла она требовать, ни владеть им.
In a simple purity of emptiness В простой чистоте пустоты
Her mind knelt down before the unknowable. Ее разум перед непостижимым встал на колени.
All was abolished save her naked self Все отменено было кроме ее обнаженной себя
And the prostrate yearning of her surrendered heart: И лежащего ниц стремления ее сдавшегося сердца:
There was no strength in her, no pride of force; Силы не было в ней, ни гордости мощи;
The lofty burning of desire had sunk Возвышенный пыл желания угас
Ashamed, a vanity of separate self, Пристыженный, тщеславие отдельной себя,
The hope of spiritual greatness fled, Надежда на духовное величие исчезла,
Salvation she asked not nor a heavenly crown: Ни спасения она не просила, ни небесной короны:
Humility seemed now too proud a state. Смирение сейчас казалось состоянием и то слишком гордым.
Her self was nothing, God alone was all, Ее самость была ничем, один Бог был всем,
Yet God she knew not but only knew he was. Но все еще она Бога не знала, лишь знала - он есть.
A sacred darkness brooded now within, Священная тьма ныне внутри размышляла,
The world was a deep darkness great and nude. Мир глубокой был тьмой, нагой и великой.
This void held more than all the teeming worlds, Эта пустота вмещала больше, чем все миры изобилующие,
This blank felt more than all that Time has borne, Эта незаполненность ощущалась больше всего, что родило Время.
This dark knew dumbly, immensely the Unknown. Эта тьма знала молча, безмерно Неведомое.
But all was formless, voiceless, infinite. Но все было бесформенно, бесконечно и немо.
As might a shadow walk in a shadowy scene, Как по затененной сцене гулять может тень,
A small nought passing through a mightier Nought, Маленькое ничто, идущее через Ничто более могучее,
A night of person in a bare outline Ночь персоны в неприкрашенном контуре,
Crossing a fathomless impersonal Night, Пересекающая бездонную имперсональную Ночь,
Silent she moved, empty and absolute. Она молча двигалась, пуста, абсолютна.
In endless Time her soul reached a wide end, В бесконечном Времени ее душа широкого достигла конца,
The spaceless Vast became her spirit's place. Местом ее духа стала Ширь беспространственная.
At last a change approached, the emptiness broke; Наконец перемена приблизилась, пустота была сломана;
A wave rippled within, the world had stirred; Волны рябили внутри, мир шевелился;
Once more her inner self became her space. Вновь ее внутренняя самость ее стала пространством.
There was felt a blissful nearness to the goal; Там ощущалась близость блаженная к цели;
Heaven leaned low to kiss the sacred hill, Небо поцеловать священный холм низко склонилось;
The air trembled with passion and delight. Воздух дрожал с восторгом и страстью.
A rose of splendour on a tree of dreams, Роза великолепия на дереве грез,
The face of Dawn out of mooned twilight grew. Лик Рассвета рос из сумерек лунных.
Day came, priest of a sacrifice of joy День пришел, жрец жертвоприношения радости,
Into the worshipping silence of her world; В богослужащее молчание ее мира24;
He carried immortal lustre as his robe, Он нес смертный блеск, как свое платье,
Trailed heaven like a purple scarf and wore Следом за собой, как пурпурный шарф, оставлял Небеса, нес,
As his vermilion caste-mark a red sun. Как киноварный знак своей касты, красное солнце.
As if an old remembered dream come true, Словно давняя греза запомнившаяся оказалась правильной,
She recognised in her prophetic mind Она узнавала в своем пророческом разуме
The imperishable lustre of that sky, Нерушимое сияние этого неба,
The tremulous sweetness of that happy air Дрожащую сладость этого счастливого воздуха
And, covered from mind's view and life's approach, И скрытую от зрения разума и приближения жизни
The mystic cavern in the sacred hill Мистическую пещеру в священном холме
And knew the dwelling of her secret soul. И своей тайной души узнала жилище.
As if in some Elysian occult depth, Словно в неких Елисейских оккультных глубинах,
Truth's last retreat from thought's profaning touch, В последнем прибежище Истины от оскверняющего касания мысли,
As if in a rock-temple's solitude hid, Словно в скального храма одиночестве скрытое,
God's refuge from an ignorant worshipping world, В убежище Бога от невежественного, богослужащего мира,
It lay withdrawn even from life's inner sense, Оно, удаленное даже от внутреннего чувства жизни, лежало,
Receding from the entangled heart's desire. Отступив от желания сердца запутанного.
A marvellous brooding twilight met the eyes Чудесные размышляющие сумерки повстречали глаза
And a holy stillness held that voiceless space. И святое безмолвие видели как пространство безгласное.
An awful dimness wrapped the great rock-doors Внушающая благоговение смутность кутала великие скальные двери,
Carved in the massive stone of Matter's trance. Высеченные в массивном камне транса Материи.
Two golden serpents round the lintel curled, Две змеи золотые ее косяки обвивали,
Enveloping it with their pure and dreadful strength, Обхватив их своей силой, ужасной и чистой,
Looked out with wisdom's deep and luminous eyes. Выглядывали глубокими и блестящими глазами мудрости.
An eagle covered it with wide conquering wings: Орел накрывал эти двери победными широкими крыльями:
Flames of self-lost immobile reverie, Огни самопотерянной, неподвижной мечты,
Doves crowded the grey musing cornices Голуби теснились на размышляющих серых карнизах,
Like sculptured postures of white-bosomed peace. Словно изваянные скульптуры белогрудого мира25.
Across the threshold's sleep she entered in Через сон порога она прошла внутрь
And found herself amid great figures of gods И нашла себя среди великих фигур богов,
Conscious in stone and living without breath, Сознательных в камне и живых без дыхания,
Watching with fixed regard the soul of man, Душу человека наблюдающих с непрестанным вниманием,
Executive figures of the cosmic self, Исполнительные фигуры космической самости,
World-symbols of immutable potency. Миры-символы неизменной способности.
On the walls covered with significant shapes Со стен, покрытых многозначительными формами,
Looked at her the life-scene of man and beast Глядели на нее сцены жизни человека и зверя
And the high meaning of the life of gods, И высокий смысл жизни богов,
The power and necessity of these numberless worlds, Сила и необходимость этих неисчислимых миров,
And faces of beings and stretches of world-space Лица существ и протяженности мирового пространства
Spoke the succinct and inexhaustible Сообщали неистощимо и кратко
Hieratic message of the climbing planes. Иератическое26 послание поднимающихся планов.
In their immensitude signing infinity В их выражающей бесконечность безмерности,
They were the extension of the self of God Они были расширением самости Бога
And housed, impassively receiving all, И вмещали, принимая все беспристрастно,
His figures and his small and mighty acts Его фигуры, его небольшие и могучие акты,
And his passion and his birth and life and death Его страсть, его рождение, жизнь, смерть
And his return to immortality. И его возвращение к бессмертию.
To the abiding and eternal is their climb, К постоянному и вечному вел их подъем,
To the pure existence everywhere the same, К существованию чистому, что везде одинаково,
To the sheer consciousness and the absolute force К абсолютной силе и к сознанию полному,
And the unimaginable and formless bliss, К невообразимому блаженству, от форм свободному,
To the mirth in Time and the timeless mystery К радости во Времени и к мистерии безвременной
Of the triune being who is all and one Триединого существа, которое есть все и одно,
And yet is no one but himself apart. И еще не одно, а само по себе обособленно.
There was no step of breathing men, no sound, Там не было ни шагов дышащих людей, ни звука,
Only the living nearness of the soul. Лишь живая близость души.
Yet all the worlds and God himself were there, Однако все миры и сам Бог были там,
For every symbol was a reality Ибо был каждый символ реальностью
And brought the presence which had given it life. И нес присутствие, которое дало ему жизнь.
All this she saw and inly felt and knew Все это она видела, внутренне чувствовала, знала
Not by some thought of mind but by the self. Не какой-то мыслью ума, а самою собой.
A light not born of sun or moon or fire, Свет, рожденный не от солнца, не от луны, не от пламени,
A light that dwelt within and saw within Свет, что внутри жил и видел внутри,
Shedding an intimate visibility Излучающий интимную зримость,
Made secrecy more revealing than the word: Делал так, что тайна раскрывала больше, чем слово:
Our sight and sense are a fallible gaze and touch Наше чувство и зрение есть ошибкам подверженные взгляд и касание,
And only the spirit's vision is wholly true. Лишь зрение духа полностью верно.
As thus she passed in that mysterious place Так она шла в том мистическом месте
Through room and room, through door and rock-hewn door, Из комнаты в комнату, минуя одну каменную дверь за другой,
She felt herself made one with all she saw. Она ощущала себя сделанной единой со всем, что она видела.
A sealed identity within her woke; Запечатанная идентичность внутри нее пробудилась;
She knew herself the Beloved of the Supreme: Она знала себя Возлюбленной Высшего;
These Gods and Goddesses were he and she: Эти Богини и Боги были он и она:
The Mother was she of Beauty and Delight, Она была Матерью Красоты и Восторга,
The Word in Brahma's vast creating clasp, Словом в широком созидающем объятии Брахмы,
The World-Puissance on almighty Shiva's lap,- И Мировым Могуществом на коленях всемогущего Шивы, -
The Master and the Mother of all lives Всех жизней Мать и Господь,
Watching the worlds their twin regard had made, Наблюдающие миры, созданные их двойным взором,
And Krishna and Radha for ever entwined in bliss, Кришна и Радха, навеки в блаженстве сплетенные,
The Adorer and Adored self-lost and one. Обожающая и Обожаемый, самоутеряенные и единые.
In the last chamber on a golden seat На золотом сидении в последних покоях
One sat whose shape no vision could define; Сидел Один, чью форму и вид описать невозможно;
Only one felt the world's unattainable fount, Лишь один ощущался мира27 недостижимый источник,
A Power of which she was a straying Force, Сила, чьей она была заблудившейся Силой,
An invisible Beauty, goal of the world's desire, Незримая Красота, цель желания мира,
A Sun of which all knowledge is a beam, Солнце, чей луч - всякое знание,
A Greatness without whom no life could be. Величие, без которого быть жизни не может.
Thence all departed into silent self, Отсюда все уходило в безмолвную самость,
And all became formless and pure and bare. Все стало нагим, бесформенным, чистым.
Then through a tunnel dug in the last rock Затем за последний отодвинутый камень туннеля
She came out where there shone a deathless sun. Она вышла туда, где сияло бессмертное солнце.
A house was there all made of flame and light Там был дом, весь из света и пламени,
And crossing a wall of doorless living fire И, перейдя стену живого огня без дверей,
There suddenly she met her secret soul. Там внезапно она встретила свою тайную душу.
A being stood immortal in transience, Существо бессмертное в преходящем стояло,
Deathless dallying with momentary things, Бессмертие, развлекающееся с вещей мимолетностью,
In whose wide eyes of tranquil happiness В чьих широких глазах спокойного счастья,
Which pity and sorrow could not abrogate Которое ни жалость, ни горе не могли отменить,
Infinity turned its gaze on finite shapes: Бесконечность повернула свой взгляд на конечные формы:
Observer of the silent steps of the hours, Безмолвной поступи часов наблюдатель,
Eternity upheld the minute's acts Вечность поддерживала мгновения действия
And the passing scenes of the Everlasting's play. И преходящие сцены игры Вечнодлящегося,
In the mystery of its selecting will, В мистерии своей избирающей воли,
In the Divine Comedy a participant, Участница Божественной Комедии,
The Spirit's conscious representative, Представитель Духа сознательный,
God's delegate in our humanity, В нашу человеческую природу делегат Бога,
Comrade of the universe, the Transcendent's ray, Товарищ вселенной, Трансцендентального луч,
She had come into the mortal body's room Она вошла в комнату смертного тела
To play at ball with Time and Circumstance. Играть в мяч с Обстоятельством и со Временем.
A joy in the world her master movement here, Радость в мире - ее основное движение здесь,
The passion of the game lighted her eyes: Страсть игры ее глаза освещала:
A smile on her lips welcomed earth's bliss and grief, Улыбка на ее устах приветствовала земли блаженство и горе,
A laugh was her return to pleasure and pain. Смех был ее ответом на наслаждение и на боль.
All things she saw as a masquerade of Truth Все вещи она видела как маскарад Истины,
Disguised in the costumes of Ignorance, Переодетой в костюмы Неведения,
Crossing the years to immortality; Пересекающей годы к бессмертию;
All she could front with the strong spirit's peace. Все она могла встретить миром28 могучего духа.
But since she knows the toil of mind and life Но поскольку она знает труд тяжкий жизни и разума,
As a mother feels and shares her children's lives, Как мать разделяет и чувствует детей своих жизнь,
She puts forth a small portion of herself, Она посылает вперед часть себя маленькую,
A being no bigger than the thumb of man Существо не больше большого пальца мужчины,
Into a hidden region of the heart В регион спрятанный сердца,
To face the pang and to forget the bliss, Чтобы встретить боль и блаженство забыть,
To share the suffering and endure earth's wounds Чтобы разделить страдание и терпеть земли раны
And labour mid the labour of the stars. И среди труда звезд трудиться.
This in us laughs and weeps, suffers the stroke, Оно в нас смеется и плачет, страдает и бьется,
Exults in victory, struggles for the crown; Ликует в победе, борется ради венца;
Identified with the mind and body and life, Отождествленное с разумом, с телом и с жизнью,
It takes on itself their anguish and defeat, Оно берет на себя их поражение и муку,
Bleeds with Fate's whips and hangs upon the cross, Кровоточит под хлыстом Рока и висит на кресте,
Yet is the unwounded and immortal self Одновременно неранимым, бессмертным собой пребывая,
Supporting the actor in the human scene. На человеческой сцене актера поддерживающим.
Through this she sends us her glory and her powers, Сквозь эту часть она шлет нам свою славу и силы,
Pushes to wisdom's heights, through misery's gulfs; Толкает на высоты мудрости через пропасть невзгод;
She gives us strength to do our daily task Она нам дает силу нашу задачу ежедневную делать
And sympathy that partakes of others' grief И сочувствие, что горе других разделяет,
And the little strength we have to help our race, И маленькую силу, что мы имеем, помогать нашей расе,
We who must fill the role of the universe Нам, что роль вселенной исполнить должны,
Acting itself out in a slight human shape Что сама действует в слабой человеческой форме,
And on our shoulders carry the struggling world. И на своих плечах нести борющийся мир.
This is in us the godhead small and marred; Это в нас, в божество искаженное, малое,
In this human portion of divinity В эту человеческую часть божества,
She seats the greatness of the Soul in Time Она величие Души во Времени садит,
To uplift from light to light, from power to power, Чтобы поднимать от света к свету, от силы к силе,
Till on a heavenly peak it stands, a king. Пока на небесный пик тот не встанет, царь
In body weak, in its heart an invincible might, В слабом теле, в его сердце - непобедимая мощь,
It climbs stumbling, held up by an unseen hand, Он поднимается запинаясь, поддержанный незримой рукой.
A toiling spirit in a mortal shape. Дух, в смертной форме трудящийся.
Here in this chamber of flame and light they met; Здесь, в этих палатах огня и света, они повстречались;
They looked upon each other, knew themselves, Они друг на друга смотрели, знали себя,
The secret deity and its human part, Тайное божество и его часть человеческая,
The calm immortal and the struggling soul. Спокойное бессмертие и душа борющаяся.
Then with a magic transformation's speed Затем, с трансформации магической скоростью,
They rushed into each other and grew one. Они хлынули друг в друга и стали едины.
Once more she was human upon earthly soil Снова она была человеком на этой земле,
In the muttering night amid the rain-swept woods В бормочущей ночи, среди леса в дожде,
And the rude cottage where she sat in trance: В грубой хижине, где она в трансе сидела:
That subtle world withdrew deeply within Тот тонкий мир отступил глубоко внутрь
Behind the sun-veil of the inner sight. За солнечную вуаль внутреннего зрения.
But now the half-opened lotus bud of her heart Но полураскрытые бутоны лотоса ее сердца сейчас
Had bloomed and stood disclosed to the earthly ray; Расцвели и стояли, открытые земному лучу;
In an image shone revealed her secret soul. В этом образе сияла ее тайная душа обнаруженная.
There was no wall severing the soul and mind, Там не было стены, разделяющей душу и разум,
No mystic fence guarding from the claims of life. Ни мистической изгороди, охраняющей от требований жизни.
In its deep lotus home her being sat Ее существо сидело в своем глубоком лотосе-доме,
As if on concentration's marble seat, Словно на концентрации мраморном троне,
Calling the mighty Mother of the worlds Зовя могучую Мать миров
To make this earthly tenement her house. Этот земной дом ее жильем сделать.
As in a flash from a supernal light, Как во вспышке из небесного света
A living image of the original Power, Первозданной Силы образ живой,
A face, a form came down into her heart Лик, форма спустилась к ней в ее сердце
And made of it its temple and pure abode. И сделала из него свою чистую обитель и храм.
But when its feet had touched the quivering bloom, Но когда эти ноги коснулись цветения трепетного,
A mighty movement rocked the inner space Могучее движение внутреннее пространство качнуло,
As if a world were shaken and found its soul: Словно мир был потрясен и нашел свою душу:
Out of the Inconscient's soulless mindless night Из Несознания Ночи без души и без разума
A flaming Serpent rose released from sleep. Ото сна освобожденная Змея поднялась пламенеющая,
It rose billowing its coils and stood erect Извиваясь кольцами, и встала прямо,
And climbing mightily, stormily on its way Взбираясь могуче, вызывая на своем пути шторм,
It touched her centres with its flaming mouth; Она коснулась центров Савитри своим пылающим ртом;
As if a fiery kiss had broken their sleep, Словно огненный поцелуй их сон разрушил,
They bloomed and laughed surcharged with light and bliss. Они расцвели и засмеялись, перегруженные блаженством и светом.
Then at the crown it joined the Eternal's space. Затем в пространство Вечного в короне влилась.
In the flower of the head, in the flower of Matter's base, В цветке головы и в цветке основы Материи,
In each divine stronghold and Nature-knot В каждом оплоте божественном и природном узле
It held together the mystic stream which joins Она мистический поток неразрывным держала, который соединяет
The viewless summits with the unseen depths, Недоступные взору вершины и глубины незримые,
The string of forts that make the frail defence Ряд крепостей, что непрочной обороне дают
Safeguarding us against the enormous world, Охранять нас от огромного мира,
Our lines of self-expression in its Vast. Наши линии самовыражения в его Шири.
An image sat of the original Power Первозданной Силы образ сидел,
Wearing the mighty Mother's form and face. Несущей могучей Матери форму и лик.
Armed, bearer of the weapon and the sign Носительница оружия и знака,
Whose occult might no magic can imitate, Чью оккультную мощь и магию имитировать невозможно,
Manifold yet one she sat, a guardian force: Многообразная, однако единая, сидела она, хранительница силы:
A saviour gesture stretched her lifted arm, Спасительным жестом она протягивала поднятую руку,
And symbol of some native cosmic strength, И, символ некой прирожденной космической силы,
A sacred beast lay prone below her feet, Священный зверь лежал, у ее ног распростертый,
A silent flame-eyed mass of living force. Живой силы безмолвная, пламяглазая масса.
All underwent a high celestial change: Все претерпело высокую перемену небесную:
Breaking the black Inconscient's blind mute wall, Разрушая слепую, немую стену Несознания черного,
Effacing the circles of the Ignorance, Круги стирая Неведения,
Powers and divinities burst flaming forth; Силы и божества форт пылавший взорвали;
Each part of the being trembling with delight Каждая часть существа, трепеща в восторге,
Lay overwhelmed with tides of happiness Лежала, залитая приливами счастья,
And saw her hand in every circumstance И видела ее руку в каждой детали,
And felt her touch in every limb and cell. И ощущала ее касание в каждом члене и клетке.
In the country of the lotus of the head В стране лотоса головы,
Which thinking mind has made its busy space, Которую своим занятым пространством сделал мыслящий разум,
In the castle of the lotus twixt the brows В замке лотоса между бровей,
Whence it shoots the arrows of its sight and will, Откуда он пускал свои стрелы воли и видения,
In the passage of the lotus of the throat В проходе лотоса горла,
Where speech must rise and the expressing mind Где речь должна подниматься, где выражающий разум
And the heart's impulse run towards word and act, И импульс сердца бежит к слову и факту,
A glad uplift and a new working came. Начался довольный подъем, работа началась новая.
The immortal's thoughts displaced our bounded view, Мысли бессмертия вытеснили наш кругозор ограниченный,
The immortal's thoughts earth's drab idea and sense; Мысли бессмертия - тусклую земную идею и чувство;
All things now bore a deeper heavenlier sense. Все вещи сейчас несли более глубокий, более небесный смысл.
A glad clear harmony marked their truth's outline, Довольная чистая гармония начертила их контур истины,
Reset the balance and measures of the world. Изменила баланс и мерку мира.
Each shape showed its occult design, unveiled Каждая форма показала свое предназначение оккультное, раскрыла
God's meaning in it for which it was made Замысел Бога в ней, для которого она была сделана,
And the vivid splendour of his artist thought. И яркое великолепие его артистической мысли.
A channel of the mighty Mother's choice, Канал могучей Матери выбора,
The immortal's will took into its calm control Воля бессмертия взяла под свой спокойный контроль
Our blind or erring government of life; Наше слепое или заблуждающееся управление жизнью;
A loose republic once of wants and needs, Распущенная республика нужд и желаний когда-то,
Then bowed to the uncertain sovereign mind, Затем покорившаяся неуверенному суверену-уму,
Life now obeyed to a diviner rule Жизнь сейчас повиновалась правлению более божественному,
And every act became an act of God. И каждый акт стал актом Бога.
In the kingdom of the lotus of the heart В царстве лотоса сердца
Love chanting its pure hymeneal hymn Любовь, гименейский гимн воспевая свой чистый,
Made life and body mirrors of sacred joy Жизнь и тело зеркалами своей радости сделала,
And all the emotions gave themselves to God. И отдавали себя все эмоции Богу.
In the navel lotus' broad imperial range В лотоса пупка широкой императорской области
Its proud ambitions and its master lusts Его гордые амбиции и вожделения господствующие
Were tamed into instruments of a great calm sway Были смирены в инструменты великого правления спокойного,
To do a work of God on earthly soil. Чтобы работу Бога на земной почве делать.
In the narrow nether centre's petty parts В узкого нижнего центра мелких частях
Its childish game of daily dwarf desires Его детская игра карликовых ежедневных желаний
Was changed into a sweet and boisterous play, Сменилась сладкой и бурной игрой,
A romp of little gods with life in Time. Шалостью маленьких богов с жизнью во Времени.
In the deep place where once the Serpent slept, В глубокое место, где Змея когда-то спала,
There came a grip on Matter's giant powers Пришло схватывание сил гигантских Материи
For large utilities in life's little space; Для обширного использования в пространстве маленьком жизни;
A firm ground was made for Heaven's descending might. Крепкая почва была сделана для спускающегося могущества Неба.
Behind all reigned her sovereign deathless soul: За всем этим царила ее бессмертная душа суверенная:
Casting aside its veil of Ignorance, Отбросив покров свой Неведения,
Allied to gods and cosmic beings and powers Присоединенная к богам, существам и силам космическим,
It built the harmony of its human state; Она гармонию своего человеческого состояния строила;
Surrendered into the great World-Mother's hands Сдавшись в руки великой Матери Мира,
Only she obeyed her sole supreme behest Повиновалась лишь ей, лишь ее повелению верховному
In the enigma of the Inconscient's world. В загадке мира29 Несознания.
A secret soul behind supporting all Тайная душа, позади все поддерживающая,
Is master and witness of our ignorant life, Есть господин и свидетель нашей жизни невежественной
Admits the Person's look and Nature's role. Среди Персоны облика и роли Природы.
But once the hidden doors are flung apart Но широко распахиваются некогда скрытые двери,
Then the veiled king steps out in Nature's front; Завуалированный царь на передний план Природы выходит;
A Light comes down into the Ignorance, Свет спускается вниз в Неведение,
Its heavy painful knot loosens its grasp: Его тяжелый болезненный узел хватку свою разжимает:
The mind becomes a mastered instrument Подчиненным инструментом становится разум,
And life a hue and figure of the soul. Жизнь - оттенком и фигурой души.
All happily grows towards knowledge and towards bliss. Все счастливо растет к блаженству и к знанию.
A divine Puissance then takes Nature's place Божественное Могущество занимает затем место Природы
And pushes the movements of our body and mind; И побуждает движения нашего тела и разума;
Possessor of our passionate hopes and dreams, Владелец наших страстных грез и надежд,
The beloved despot of our thoughts and acts, Возлюбленный деспот наших мыслей и актов,
She streams into us with her unbound force, Она вливает в нас со своей несвязанной силой,
Into mortal limbs the Immortal's rapture and power. В смертные члены, восторг и силу Бессмертия.
An inner law of beauty shapes our lives; Внутренний закон красоты нашу жизнь формирует;
Our words become the natural speech of Truth, Наши слова становятся речью естественной Истины,
Each thought is a ripple on a sea of Light. Каждая мысль - рябью на море Света.
Then sin and virtue leave the cosmic lists; Затем добродетель и грех покидают списки космические;
They struggle no more in our delivered hearts: Они больше не борются в наших освобожденных сердцах:
Our acts chime with God's simple natural good Наши действия созвучны с простым добром Бога естественным
Or serve the rule of a supernal Right. Или служат высшей Правильности правилу.
All moods unlovely, evil and untrue Все неприглядные настроения, ложность и зло
Forsake their stations in fierce disarray Свои места в беспорядке бросают
And hide their shame in the subconscient's dusk. И прячут свой стыд в подсознания сумерки.
Then lifts the mind a cry of victory: Затем крик победы ум поднимает:
"O soul, my soul, we have created Heaven, "О душа, моя душа, мы создали Небо,
Within we have found the kingdom here of God, Здесь, внутри, мы нашли царство Бога,
His fortress built in a loud ignorant world. Его крепость построена в шумном мире невежественном.
Our life is entrenched between two rivers of Light, Наша жизнь закрепилась меж двумя реками Света,
We have turned space into a gulf of peace Мы превратили пространство в пучину покоя
And made the body a Capitol of bliss. И Капитолием блаженства сделали тело.
What more, what more, if more must still be done?" Что еще, что еще, если еще что-то быть должно сделано?"
In the slow process of the evolving spirit, В медленном процессе эволюционизирующего духа,
In the brief stade between a death and birth В кратком расстоянии между рождением и смертью
A first perfection's stage is reached at last; Первого совершенства, наконец, достигнута стадия;
Out of the wood and stone of our nature's stuff Из леса и камня, веществ нашей природы,
A temple is shaped where the high gods could live. Храм построен, где могут жить высокие боги.
Even if the struggling world is left outside Даже если борющийся мир оставлен снаружи,
One man's perfection still can save the world. Совершенство одного человека может спасти еще мир.
There is won a new proximity to the skies, Здесь завоевана к небесам новая близость,
A first betrothal of the Earth to Heaven, Первая помолвка Земли и Небес,
A deep concordat between Truth and Life: Глубокое согласие между Правдой и Жизнью:
A camp of God is pitched in human time. Лагерь Бога установлен в человеческом времени.
End of Canto Five Конец пятой песни
Canto VI Песнь шестая
NIRVANA AND THE DISCOVERY OF Нирвана и обнаружение
THE ALL-NEGATING ABSOLUTE Всеотрицающего Абсолюта
A calm slow sun looked down from tranquil heavens. Медленное тихое солнце смотрело вниз со спокойного неба.
A routed sullen rearguard of retreat, Разбитый наголову угрюмый арьергард отступления,
The last rains had fled murmuring across the woods Последний дождь журча бежал по лесам
Or failed, a sibilant whisper mid the leaves, Или стихал, шипящий шелест средь листьев,
And the great blue enchantment of the sky И великое голубое очарование неба
Recovered the deep rapture of its smile. Своей улыбки возвращало глубокий восторг.
Its mellow splendour unstressed by storm-licked heats Его спелое великолепие, не потревоженное ударами пылкого шторма,
Found room for a luxury of warm mild days, Нашло покои для роскоши теплых и мягких дней,
The night's gold treasure of autumnal moons Ночи золотое сокровище осенних лун
Came floating shipped through ripples of faery air. Плыло кораблем по ряби пламеневшего воздуха.
And Savitri's life was glad, fulfilled like earth's; И жизнь Савитри была довольна и наполнена счастьем, как жизнь земли;
She had found herself, she knew her being's aim. Она нашла себя, цель своего существа она знала.
Although her kingdom of marvellous change within Хотя ее царство чудесной перемены внутри
Remained unspoken in her secret breast, Оставалось невысказанным в ее тайной груди,
All that lived round her felt its magic's charm: Все, что жило вокруг, его магическое очарование чувствовало:
The trees' rustling voices told it to the winds, Шелестящие голоса деревьев ветрам о нем сообщали,
Flowers spoke in ardent hues an unknown joy, Цветы говорили в пылких оттенках о неведомой радости,
The birds' carolling became a canticle, Пение птиц стало гимном,
The beasts forgot their strife and lived at ease. Звери забыли борьбу и жили в покое.
Absorbed in wide communion with the Unseen Поглощенные в широкое общение с Незримым
The mild ascetics of the wood received Кроткие аскеты лесов получили
A sudden greatening of their lonely muse. Возвеличивание их одинокого размышления внезапное.
This bright perfection of her inner state Это светлое совершенство ее состояния внутреннего
Poured overflowing into her outward scene, Переливалось через край в ее внешнюю сцену,
Made beautiful dull common natural things Делало прекрасными естественные, обыденные, скучные вещи
And action wonderful and time divine. И действия - чудесными, и время - божественным.
Even the smallest meanest work became Даже мельчайшая и самая грязная работа стала
A sweet or glad and glorious sacrament, Довольством и сладостью, великолепным таинством,
An offering to the self of the great world Подношением, предложенным самости великого мира
Or a service to the One in each and all. Или службой Одному в каждом и всем.
A light invaded all from her being's light; Все наводнял свет из света ее существа;
Her heart-beats' dance communicated bliss: Танец ударов ее сердца сообщал блаженство:
Happiness grew happier, shared with her, by her touch Счастье других росло, разделенное с нею, ее прикасанием,
And grief some solace found when she drew near. И находило какое-то утешение горе, когда она была близко.
Above the cherished head of Satyavan Над возлюбленной головой Сатьявана
She saw not now Fate's dark and lethal orb; Она не видела ныне темной, летальной орбиты Судьбы;
A golden circle round a mystic sun Золотое кольцо вокруг солнца мистического
Disclosed to her new-born predicting sight Раскрывало ее новорожденному предсказующему зрению
The cyclic rondure of a sovereign life. Суверенной жизни циклический круг.
In her visions and deep-etched veridical dreams, В ее видениях и глубоко вырезанных грезах правдивых,
In brief shiftings of the future's heavy screen, В кратких, зыбучих песках тяжелой завесы грядущего,
He lay not by a dolorous decree Он не лежал по декрету печальному
A victim in the dismal antre of death Жертвой в мрачной пещере смерти
Or borne to blissful regions far from her И ни уносило его в блаженные регионы далеко от нее,
Forgetting the sweetness of earth's warm delight, Сладость теплого восторга земли позабывшего,
Forgetting the passionate oneness of love's clasp, Забывшего страстное единство любовных объятий,
Absolved in the self-rapt immortal's bliss. Освобожденного в самопоглощенном блаженстве бессмертия.
Always he was with her, a living soul С ней все время он был, живая душа,
That met her eyes with close enamoured eyes, Что встречала ее глаза близкими глазами влюбленными,
A living body near to her body's joy. Живое тело, близко к радости ее тела.
But now no longer in these great wild woods Но уже не в этих великих диких лесах
In kinship with the days of bird and beast В родстве с днями птицы и зверя
And levelled to the bareness of earth's brown breast, На уровне коричневой груди земли неприкрашенной,
But mid the thinking high-built lives of men А среди мыслящих, высоко возведенных жизней людей,
In tapestried chambers and on crystal floors, В задрапированных палатах, на кристальных полах,
In armoured town or gardened pleasure-walks, В укрепленных башнях или охраняемых приятных прогулках,
Even in distance closer than her thoughts, На расстоянии еще более близком, чем ее мысли,
Body to body near, soul near to soul, Тело близко к телу, душа близко к душе,
Moving as if by a common breath and will Двигаясь словно общим дыханием и волей,
They were tied in the single circling of their days Они были связаны в едином вращении их дней
Together by love's unseen atmosphere, Вместе любви атмосферой невидимой,
Inseparable like the earth and sky. Неразлучные, как небо с землею.
Thus for a while she trod the Golden Path; Так, какое-то время она шла по Тропе Золотой;
This was the sun before abysmal Night. Это было солнце перед Ночью бездонной.
Once as she sat in deep felicitous muse, Однажды, когда она сидела в глубоком счастливом раздумье,
Still quivering from her lover's strong embrace, Еще дрожа от крепких объятий возлюбленного,
And made her joy a bridge twixt earth and heaven, И делала свою радость мостом между землею и небом,
An abyss yawned suddenly beneath her heart. Под ее сердцем зазияла внезапно пучина.
A vast and nameless fear dragged at her nerves Широкий и безымянный страх толкнул ее нервы,
As drags a wild beast its half-slaughtered prey; Как дикий зверь тащит свою полуубитую жертву;
It seemed to have no den from which it sprang: Казалось, у него нет берлоги, из которой он прыгнул:
It was not hers, but hid its unseen cause. Он был не ее, его причина незримая скрыта.
Then rushing came its vast and fearful Fount. Затем, нахлынув, пришел его обширный и ужасный Источник.
A formless Dread with shapeless endless wings Бесформенный Страх с бесформенными бесконечными крыльями,
Filling the universe with its dangerous breath, Наполнявший вселенную своим опасным дыханием,
A denser darkness than the Night could bear, Тьма более густая, чем принести может Ночь,
Enveloped the heavens and possessed the earth. Окутала небо и овладела землею.
A rolling surge of silent death, it came Катящейся волной немой смерти пришел он,
Curving round the far edge of the quaking globe; Огибая кругом далекие края трясущегося шара земного,
Effacing heaven with its enormous stride Стирая небо своим шагом огромным,
It willed to expunge the choked and anguished air Он желал вычеркнуть задушенный и замученный воздух
And end the fable of the joy of life. И кончить сказку радости жизни.
It seemed her very being to forbid, Он, казалось, само ее существо запрещает,
Abolishing all by which her nature lived, Отменяя все, чем ее природа жила,
And laboured to blot out her body and soul, Он старался стереть ее тело и душу,
A clutch of some half-seen Invisible, Какого-то полувидимого Незримого хватка,
An ocean of terror and of sovereign might, Океан суверенной мощи и ужаса,
A person and a black infinity. Персона и черная бесконечность.
It seemed to cry to her without thought or word Он, казалось, кричал ей без слов и без мысли
The message of its dark eternity Послание своей черной вечности
And the awful meaning of its silences: И своих безмолвий значение жуткое:
Out of some sullen monstrous vast arisen, Из какой-то угрюмой, чудовищной шири восставший,
Out of an abysmal deep of grief and fear Из пучинной глубины горя и страха,
Imagined by some blind regardless self, Выдуманный какой-то слепой невзирающей самостью,
A consciousness of being without its joy, Сознание существа без его радости,
Empty of thought, incapable of bliss, Лишенное мысли, не способное к блаженству,
That felt life blank and nowhere found a soul, Что жизнь ощущало пустой и не находило нигде душу,
A voice to the dumb anguish of the heart Голос, обращенный к немой муке сердца,
Conveyed a stark sense of unspoken words; Сообщал полностью смысл несказанных слов;
In her own depths she heard the unuttered thought В своих собственных глубинах она мысль непроизнесенную слышала,
That made unreal the world and all life meant. Что делала нереальным мир и весь смысл жизни:
"Who art thou who claimst thy crown of separate birth, "Кто ты, что требуешь венца рождения отдельного,
The illusion of thy soul's reality Иллюзии твоей души реальности,
And personal godhead on an ignorant globe И персонального божества на земном шаре невежественном
In the animal body of imperfect man? В несовершенного человека теле животном?
Hope not to be happy in a world of pain Не надейся быть в мире боли счастливой,
And dream not, listening to the unspoken Word Не мечтай, слушая несказанное Слово
And dazzled by the inexpressible Ray, И ослепленная невыразимым Лучом,
Transcending the mute Superconscient's realm, Превзойдя безмолвного Суперсознания царство,
To give a body to the Unknowable, Дать Непостижимому тело
Or for a sanction to thy heart's delight Или для санкции восторгу твоего сердца
To burden with bliss the silent still Supreme Обременить блаженством безмолвного молчаливого Всевышнего,
Profaning its bare and formless sanctity, Оскверняя его нагую святость бесформенную,
Or call into thy chamber the Divine Или в свою палату звать Божество
And sit with God tasting a human joy. И сидеть с Богом, человеческую радость вкушая.
I have created all, all I devour; Я создал все, все я пожираю;
I am Death and the dark terrible Mother of life, Я есть Смерть и жизни темная, ужасная Мать,
I am Kali black and naked in the world, Я - Кали, нагая и черная, в мире,
I am Maya and the universe is my cheat. Я - Майя, и вселенная есть мой обман.
I lay waste human happiness with my breath Я человеческое счастье своим опустошаю дыханием
And slay the will to live, the joy to be И убиваю волю жить, радость быть,
That all may pass back into nothingness Чтобы все могло пройти назад, в небытие,
And only abide the eternal and absolute. И лишь один остаюсь, абсолютный и вечный.
For only the blank Eternal can be true. Ибо лишь пустой Вечный может быть истинен,
All else is shadow and flash in Mind's bright glass, Все остальное - это вспышка и тень в стекле светлом Разума,
Mind, hollow mirror in which Ignorance sees Разум - пустое зеркало, в котором Неведение видит
A splendid figure of its own false self Великолепную фигуру своей собственной фальшивой самости
And dreams it sees a glorious solid world. И как великолепный и прочный мир видит грезы.
O soul, inventor of man's thoughts and hopes, О душа, изобретатель мыслей и надежд человека,
Thyself the invention of the moments' stream, Ты сама - изобретение потока мгновений,
Illusion's centre or subtle apex point, Центр иллюзии или тонкая точка вершины,
At last know thyself, from vain existence cease." Себя узнай, наконец, и существование тщетное кончи".
A shadow of the negating Absolute, Тень отрицающего Абсолюта,
The intolerant Darkness travelled surging past Нетерпимая Тьма путешествовала, вздымаясь, проходя мимо,
And ebbed in her the formidable Voice. И слабел в ней тот грозный Голос.
It left behind her inner world laid waste: Позади он оставил ее внутренний мир пуст...
Продолжение на следующей странцие...
