КЛУБ ИЩУЩИХ ИСТИНУ
 
ДОБАВИТЬ САЙТ | В избранное | Сделать стартовой | Контакты

 

НАШ КЛУБ

ВОЗМОЖНОСТИ

ЛУЧШИЕ ССЫЛКИ

ПАРТНЕРЫ


Реклама на сайте!

































































































































































































































  •  
    МАКСИМЫ И МЫСЛИ. ХАРАКТЕРЫ И АНЕКДОТЫ

    Вернуться в раздел "Философия"

    Максимы и мысли. Характеры и анекдоты
    Автор: Шамфор
    << | <     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 |     > | >>

    Место спонсора для этого раздела свободно.
    Прямая ссылка на этом месте и во всех текстах этого раздела.
    По всем вопросам обращаться сюда.



    даже собственной жизнью.


    Глядя на обеденный стол, накрытый столь пышно, что глаза разбега-
    лись, некто сказал: оЗа деревьями я не вижу лесап.


    Некий вояка, заядлый дуэлист, приехав в Париж, подарил одному
    престарелому генерал-лейтенанту шпагу, которая, по его словам, заслу-
    живала всяческих похвал. Через несколько дней он вновь навестил ста-
    рика и осведомился: оНу, что вы скажете о клинке, ваше превосходи-
    тельство?п. Бретер полагал, что его собеседник уже успел испробовать
    оружие на нескольких поединках.


    Мне рассказывали об одном придворном шуте-человеке, видимо,
    очень неглупом; этот шут однажды заметил: оНе знаю, почему так полу-
    чается, но удачно сострить удается только насчет тех, кто в опалеп.




    Герцог Бургундский Карл Смелый в делах войны взял себе за обра-
    зец Ганнибала, чье имя поминал на каждом шагу. После сражения при
    Муртене, где Карл был наголову разбит, придворный шут, удирая
    вместе со своим государем с поля боя, то и дело твердил на бегу: оЭк нас
    отганнибалили ! п.


    Король прусский весьма благоволил к одному пехотному офицеру, ко-
    торого он тем не менее по забывчивости обошел чином при очередном
    производстве. Офицер не скрыл своего недовольствл, и некий доброхот
    доложил об этом королю. Тот ответил доносчику: оЕго недовольство по-
    нятно: он ведь не знает, что я намерен для него сделать. Передайте ему,
    что мне все известно и что я прощаю его, но отнюдь не требую, чтобы он
    простил васп. Офицер узнал о случившемся, и дело кончилось дуэлью
    на пистолетах, стоившей доносчику жизни. Спустя некоторое время ко-
    роль дал обойденному служаке полк.


    Когда король прусский вступил во взятый им Дрезден, ему доло-
    жили, что у графа Брюля найдено множество ботфорт и париков. оЗа-
    чем столько ботфорт никогда не сидевшему в седле? Зачем столько па-
    риков безголовому?п,-удивился Фридрих.


    Когда, закончив последнюю кампанию Семилетней войны, король
    прусский вступал в свою столицу, берлинцы воздвигли на его пути три
    триумфальные арки. Под первой аркой Фридрих объявил об отмене од-
    ного налога, под второй - об отмене другого, под третьей - об отмене
    всех остальных.


    Он же, дав евреям подряд на изготовление фальшивой монеты, рас-
    платился с ними деньгами, которые они сфабриковали.


    В Нижней Бретани слово огабельп - осоляной налогп известно
    только понаслышке, тем не менее крестьяне очень боятся его. Однажды
    какой-то деревенский священник получил в подарок от некоего сеньора
    стенные часы. Крестьяне долго гадали, что это такое; наконец, одному

    из них пришло в голову, что незнакомый предмет и есть ненавистная
    габель. Они уже начали запасаться камнями, намереваясь уничтожить
    злополучные часы, но тут подоспел священник и уверил их, что это вовсе
    не габель, а свидетельство о полном отпущении грехов всем его прихожа-
    нам, присланное ему папой. Крестьяне сразу успокоились.


    Некий русский вельможа приставил к детям гувернера-гасконца, и тот
    обучил своих питомцев баскскому языку, единственном, которым вла-
    дел он сам. Забавная была, наверно, сцена, когда они впервые повстреча-
    лись с французами)


    Молодой гасконец, занимавший при дворе какую-то незначительную
    должность, пообещал некоему старому служаке, своему земляку, похло-
    потать за него. Он встал с ним так, что король, проходя мимо, непре-
    менно должен был заметить их, и, представив своего спутника государю,
    сказал, что вдвоем они служат его величеству вот уже сорок шесть лет.
    оКак! Сорок шесть лет?п,-изумился король. оДа, государь. Он - сорок
    пять лет, да я один год. Вот и выходит полных сорок шестьп.


    Будучи как-то в Тулузе, Мадмуазель сказала одному из знатных
    горожан: оДивлюсь я на вас, тулузцев: ваш город расположен между
    Гасконью и Провансом, а вы такие славные людип. - оВы еще не при-
    смотрелись к нам, ваше высочество,-возразил тулузец, - а вот узнаете
    нас и тогда увидите, что мы будем почище гасконцев и провансальцев
    вместе взятыхп.

    Некий пьяница, выпив перед обедом стакан вина, напутствовал его
    такими словами: оНе очень-то располагайся-все равно тебе придется
    потеснитьсяп.

    Некий пьяница, идучи ночью под руку с приятелем, ворчал: оНу в
    порядки у нас! Мы платим налоги, а за что? За освещение грязных улиц.
    Насчет грязи ничего не скажу-грязи хватает, но где же фонари? Экое
    жульничество)п.

    Разные полицейские предписания, запретительные распоряжения каби-
    нета министров, а порой и важнейшие законы-все это лишь хитроумные



    уловки, цель которых-выжимать из людей деньги, продавая им разре-
    шения обходить эти самые законы.


    Шутка, которая производит не то впечатление, какого ожидал остро-
    слов, - вот неиссякаемый источник комического. Чаще всего этот спе-
    ктакль можно наблюдать при дворе и в высшем свете.


    Двое молодых людей ехали в Париж в почтовой карете. Один из них.
    разговорившись, поведал другому о том, что цель его поездки-же-
    нитьба на дочери г-на де*, что у него самого такие-то связи, а его отец
    такой-то и т. д. Заночевали они на одном постоялом дворе. На следую-
    щий день, в семь утра, первый из них скончался, так ни разу и не увидев
    невесты. Спутник его, завзятый шутник, отправился к отцу этой девушки,
    выдал себя за жениха, блеснул остроумием и очаровал всю семью. Нако-
    нец, он собрался уходить и на прощание сказал, что торопится-ему
    нужно успеть кое с кем повидаться, так как в шесть вечера состоятся его
    похороны. Действительно, в этот час должны были предать земле останки
    молодого человека, скончавшегося поутру. Когда слуга, спешно отряжен-
    ный на постоялый двор, где остановился мнимый зять, вернулся и расска-
    зал, как обстоит дело, отец невесты и все его домочадцы были изрядно
    удивлены: они всерьез поверили, что у них в гостях побывал призрак.


    В те годы, когда на Сен-Лоранской ярмарке еще разыгрывались
    фарсы, на подмостки вышел однажды полишинель с двумя горбами,
    на груди и на спине.

    - Что у тебя в переднем горбе? -спросили его.

    - Приказы,-ответил он.

    - А в заднем?

    - Приказы об отмене приказов.

    Это было время, когда власти совершали особенно много ошибок и
    глупостей. Неудивительно, что столь удачная острота привела шутника
    в Бисетр.


    Г-н де ла Брифф, генеральный адвокат при Большом совете, скон-
    чался в первый день масленицы. Похороны состоялись назавтра, во втор-
    ник, и похоронной процессии пришлось прокладывать себе дорогу через
    толпы ряженых, которые приняли ее за карнавальное шествие. Чем на-

    стойчивей провожающие пытались втолковать, что это не маскарад, тем
    громче простонародье вопило: оВывалить его в грязь1 В грязь его!п.


    Однажды Людовик XV играл в карты с маршалом д'Эстре; тот
    потерял изрядную сумму и решил, наконец, ретироваться. оНо ведь у вас
    еще осталось поместье!п,-остановил его король.


    Знаменитый игрок Факс говаривал: оИгра-источник двух наслажде-
    ний: наслаждения выигрыша и наслаждения проигрышап.


    Некий игрок решил сдать внаем квартиру, которую сам у кого-то
    снимал. Его спросили, светло ли там. оПраво, не знаю,-вздохнул он. -
    Я ведь ухожу так рано и возвращаюсь так поздно!п.


    Вот последнее слово человека, которого суд по монетным делам (Па-
    риж, 1775 или 1776) слишком поспешно присудил к повешению: оБлаго-
    дарю, господа. Столь торопливо отправив правосудие и приговорив меня
    к виселице, вы оказали мне неоценимую услугу и бесконечно обязали
    меня: я совершил двадцать краж, четыре убийства и поэтому заслуживал
    гораздо более тяжкой кары. В том, за что меня казнят, я невиновен, но
    все равно благодарюп.

    По ложному обвинению в чернокнижии маршала де Люксембурга два
    года продержали в Бастилии, но все-таки выпустили-армией кому-то
    надо командовать. оА без чернокнижника-то не обойтисьп,-пошутил он.


    Г-н де*, отпетый враль, рассказал не помню уж какую басню. оСу-
    дарь, - отозвался кто-то, - я вам верю, но согласитесь, что правде сле-
    довало бы не полениться и придать себе хоть чуточку правдоподобияп.


    Один аббат попросил у регента аббатство. оИдите в . . ! п, - бросил
    тот, не поворачивая головы. оУвы, на это тоже нужны деньги; ваше высо-



    честно, несомненно, согласится с этим, если соблаговолит взглянуть на
    меняп, - возразил аббат, человек редкостного уродства. Регент расхохо-
    тался и дал ему аббатство.


    Некий голландец, худо знавший по-французски, сразу же начинал
    вполголоса спрягать любой глагол, употребленный его собеседником-
    Однажды какой-то невежа говорит ему:

    - Вы, кажется, издеваетесь надо мной.
    Голландец принимается спрягать глагол оиздеваться''.

    - А ну, выйдем! -требует забияка.

    - Я выхожу, ты выходишь и т. д.

    - Становитесь в позицию.

    - Я становлюсь в позицию, ты. . .
    Они дерутся.

    - Получайте!

    - Я получаю, ты получаешь, он получает. . .


    Услышав эту историю, другой иностранец, также говоривший с ошиб-
    ками, сказал рассказчику: оСударь, я буду позаимствовать у вас эту исто-
    рию и многих ею забавляюп.-оОхотно уступлю вам ее, - согласился
    тот,-при условии, что вы будете почаще менять в ней глаголы и таким
    образом научитесь их спрягатьп.


    Некто присутствовал на представлении оФедрып, заранее зная, что
    исполняют ее дрянные актеры, и в оправдание свое стал потом уверять,
    будто пошел в театр, чтобы не утруждать глаза чтением. оЭ, сударь, -
    сказал ему кто-то, - смотреть Расина в исполнении таких тупиц-это
    все равно что читать Прадонап.


    оЯ знаю, что каждый добрый парижский буржуа, у которого под бо-
    ком харчевня и булочная, непременно будет возмущаться, почему это
    моя армия не продвигается каждый день на десять льеп,-говорил,.
    смеясь, маршал Саксонский.


    Мисс Питт сказала кому-то, кто ей приглянулся: оЯ знаю вас всего
    третий день, сударь, но будем считать, что мы знакомы уже три годап..

    Некий кюре из эмонского прихода, расположенного во владения
    маркиза де Креки, сказал своей пастве: оДети мои, помянем в наших мо-
    литвах маркиза де Креки - служа королю, он сгубил и тело свое, и душу


    В армии, где были и католики, и кальвинисты, и лютеране, служи
    солдат, давно забывший, к какой церкви он принадлежит. Его смертельно
    ранило, и тогда он спросил у кого-то из сотоварищей, какая вера самая
    лучшая, но тот и сам пекся о спасении души не больше, чем умирающий
    Поэтому он ответил, что ему об этом ничего не известно, и предложил по
    советоваться с капитаном. Капитан, выслушав солдата, воскликнул: оДа
    я не пожалел бы и ста экю, лишь бы это узнать!п.


    У одного солдата украли коня. Он собрал товарищей и объявил, что
    сели в течение двух часов ему не вернут лошадь, он сделает то же, что
    сделал в таком же точно случае его отец. Угрожающий вид, с которым он
    произнес эти слова, напугал вора, и тот вернул свою добычу владельцу
    Все бросились поздравлять солдата и стали допытываться, как же он все
    таки собирался поступить и как поступил его отец. оКогда у моего отца
    увели коня,-ответил вояка, - он всюду искал его, но так и не нашел
    Тогда он надел ботфорты, прицепил шпоры, взвалил седло себе на спину
    взял в руки хлыст и сказал товарищам: _Вот видите, приехал я верхом
    а возвращаюсь пешком"п.


    Мюссона и Руссо, подвизавшихся в свете на роли шутов, пригласили
    в один знатный дом. Они долго и словно наперегонки ели и пили, не обра-
    щая никакого внимания на гостей. Те, наконец, стали выказывать неудо-
    вольствие, и тогда Руссо сказал Мюссону: оПослушай, друг мой, а не
    пора ли нам заняться нашим ремеслом?п. Эта фраза, поправившая дело
    стоила всего, что они наболтали потом.


    У г-на де Монкальма был в подчинении отряд дикарей. Однажды
    в разговоре с их предводителем этот генерал вспылил. оТы - вождь
    а сердишьсяп,-хладнокровно сказал ему индеец.




    Купив отель де Монморанси, г-н де Мам* велел написать на фа-
    саде: оHоtel de Mesmes. Под этой надписью кто-то вывел другую: оPas
    de memoп.


    Один старик, которого я знавал в юности, сказал мне о герцоге де*.
    бывшем тогда в случае: оЯ нагляделся на счастье министров и фаворитов.
    Кончается оно почти всегда тем, что эти люди начинают завидовать.
    участи своих помощников и даже секретарейп.


    Однажды герцогине Мэнской зачем-то понадобился аббат де Вобрен,
    и она приказала лакею во что бы то ни стало разыскать его. Тот отпра-
    вился на поиски и к великому своему удивлению узнал, что аббат де Воб-
    рен служит мессу в такой-то церкви. Он подошел к аббату, когда тот еще
    стоял на ступенях алтаря, передал поручение и признался, что не ожидал
    застать его за служением мессы. Аббат, слывший вольнодумцем, взмо-
    лился: оПрошу вас, не говорите принцессе, чем я сейчас занималсяп.


    При дворе плелись интриги, которые имели целью срочно женить Лю-
    довика XV, чахнувшего от рукоблудия. Правда, кардинал де Флери уже
    склонялся к тому, чтобы остановить свой выбор на дочери польского ко-
    роля, но дело не терпело отлагательства, и каждый пытался на свои страх
    и риск женить короля как можно скорее. Царедворцы, желавшие устра-
    нить мадмуазель де Бомон ле Тур, подговорили врачей объявить, что
    королю нужна зрелая женщина-без этого он не избавится от вредных.
    последствий своего порока и детей у него не будет. Пока велись эти заку-
    лисные переговоры, все державы пребывали в волнении и в Европе
    прял ли осталась хоть одна принцесса, от которой кардинал не получил бы
    подношений. Будущей королеве послали даже на подпись нечто вроде
    договора. Она обязывалась не говорить с королем о государственных.
    делах и т. д.

    Диалог между аббатом Мори и кардиналом де Ла Рощ-Эмоном. Кар-
    динал ворчливо приказывает аббату составить для него речь по случаю.
    бракосочетания мадам Клотильды.

    ' В оригинале непереводимый каламбур. Французская фамилия lie Mesmes проп
    износится так же, как выражение оDe memoп - отак же, тот жеп. Поэтому в произ-
    ношении оH5tel tie Mesmesп может значить и оОтель де Мэмап и отот же отельп.
    " оНе тот жеп (франц.).

    - И смотрите, поменьше пышных слов. Я вам покакай-нибудь красно-
    бай. В мои годы довольно и нескольких фраз, и т. д.

    - А не следует ли вам, монсеньер. . .

    - Следует? Это еще что такое? Вы, кажется, вообразили, что речь.
    сочиняете вы, а не я?

    - Монсеньер, я хотел только спросить, не надо ли сказать несколько'
    слов о Людовике XV?

    - Что за вопрос !

    И кардинал разражается пространной хвалой сперва в честь короля,
    потом королевы.

    - Не сочтете ли вы уместным, монсеньер, упомянуть и дофина?

    - Да о чем вы спрашиваете! Что же я, по-вашему, философ какой-
    нибудь и способен не воздать государю моему и детям его то, что подо-
    бает им по праву?

    - Не сказать ли и о принцессах?

    Новая вспышка кардинала и новые предложения слуги. Наконец,
    аббат берется за перо и набрасывает несколько фраз. В эту минуту появ-
    ляется секретарь кардинала.

    - Наш аббат все пытался тут склонить меня к краснобайству, празд-
    нословию и т. д., - говорит ему кардинал. - Я же продиктовал ему не-
    сколько строк, которые будут получше всей академической риторики.
    До свиданья, аббат, до свиданья. В следующий раз не будьте так много-
    словны и высокопарны.


    Тот же де Ла Рощ-Змеи сказал одному старому епископу: оЕсли вы
    умрете, я позабочусь о вашем племяннике, как о своем собственномп.-.
    оНу, что ж, монсеньер, буду уповать на ваше бессмертиеп,-ответил
    епископ, который был хоть и в преклонных годах, но все-таки моложе*
    кардинала.


    Однажды, когда Людовика XV потешали разными небылицами, гер-
    цог д'Эйен рассказал о некоем приоре капуцинов, который каждый
    лень после заутрени убивал из пистолета по одному монаху, подсторожив
    свою жертву в каком-либо закоулке обители. Слова герцога получили
    огласку, провинциал самолично нагрянул в монастырь и устроил бра-
    тии перекличку. По счастью, все монахи оказались налицо.


    Мадмуазель де * девятилетняя девочка, спросила свою мать, которая
    лишилась должности при дворе и пребывала в полном отчаянии: оМама,
    разве умирать от скуки так уж приятно?п.




    Мальчуган просит у матери варенья: оДай мне столько, чтобы не
    съестьп.

    Некто схоронил дочь и не успел расплатиться с могильщиком. Он
    встречает его и хочет отдать ему деньги. оПодождем до следующего раза.
    сударь,-предлагает могильщик. - У вас больна служанка, да и супруге
    вашей все время неможетсяп.

    Солдат-ирландец во время боя зовет на помощь товарища:

    - Я тут взял одного в плен, да он не сдается.

    - Ну, и отпусти его, коли не можешь с ним сладить.

    - Я-то отпустил бы, да он не отпускает.


    Маркиз де К* с двумя приятелями решил побывать в одном из коро-
    левских дворцов. У входа стоит на часах солдат-швейцарец. Де К* рас-
    талкивает толпу, указывает на своих друзей и бросает часовому:

    - Дорогу1 Вот эти люди - со мной; прочих не пускать.
    Швейцарец отступает в сторону и пропускает их. Тут кто-то из толпы
    замечает, как эти трое молодых людей смеются над часовым, и говорит
    ему об этом. Тот догоняет пришельцев и требует у маркиза:

    - Ваш пропуск1

    - Есть у тебя карандаш?

    - Нет, сударь.

    - У меня есть,-вставляет один из спутников де К*
    Маркиз берет карандаш и что-то пишет:

    - Люблю людей, которые знают службу и соблюдают устав! - из-
    рекает он, наконец, вручая швейцарцу записку такого содержания: оПро-
    пустить маркиза де К* и сопровождающих его лицп.

    Швейцарец берет бумажку и с торжествующим видом показывает ее
    тем, кто поднял тревогу:

    - Вот он, пропуск!

    Один человек разражается самыми ужасными богохульствами. Кто-то
    из друзей останавливает его: оВечно ты злословишь неведомо о ком!п.


    оА ваша экономка и молода, и хороша собойп, - заметил я М*. оВоз-
    раст не так уж важен, важно сходство характеровп,-простодушно ото-
    звался он.

    - Бог ли бог-отец? -спросили ребенка.

    - Да, бог.

    - А бог-сын?

    - Наверно, еще нет, но станет богом, когда умрет его отец.


    Его высочество дофин сказал как-то, что в принце Лун де Рогане под-
    линный вельможа и достойный прелат удачно совокупляются с большим
    повесой. Эту фразу кто-то повторил в обществе, где присутствовали некий
    г-н де Надайак, человек, любивший почудачить, и дама, состоявшая в связи
    с принцем Лун. Встревоженная словами рассказчика, она переспросила,
    что же все-таки сказал дофин. оВаш интерес вполне законен, сударыня.
    То, что вы услышите, приведет вас в восторгп,-отозвался де Надайак
    н повторил фразу дофина, лишь слегка изменив ее: оПринц-подлинный
    вельможа, достойный прелат и Польшей повеса, который удачно совокуп-
    ляетсяп..


    Г-н де Лораге написал маркизу де Виллету:оЯ отнюдь не прези-
    раю горожан, господин маркиз: я не снисхожу до подобных чувств. При-
    мите уверения, и т. д.п.


    В одном обществе рассуждали о том, что г-н де* рискует потерять
    свое место при дворе: его права на дворянство поставлены под сомнение,
    а бумаги, подтверждающие эти права и выписанные им с острова Марти-
    ники, до сих пор не пришли. Затем кто-то прочел стихотворение, сочинен-
    ное тем же г-ном де*. Все нашли, что первые восемь строк никуда не го-
    дятся, и г-н де Т* громко заявил: оБумаги-то придут, но стихи от этого
    лучше не станутп.

    оКогда я вижу, как дворянин совершает низость,-говаривал М*,-
    мне всегда хочется повторить ему слова, брошенные кардиналом де Ре-
    цем человеку, который прицелился в него: _Несчастный, на тебя смот-
    рит твой отец!". Но, - добавлял М*-уж если кричать, то иначе: _На
    тебя смотрят твои праотцы", ибо нынешние отцы подчас не лучше сы-
    новейп.

    Танцмейстер Лаваль был в театре на репетиции оперы. Автор ее
    или кто-то из друзей последнего дважды окликнул его: оГосподин де Ла-



    валь! Господин де Лаваль!п. Лаваль подошел к нему и сказал: оСударь,
    вы дважды обозвали меня господином де Лавалем. В первый раз я смол-
    чал, но во второй раз молчать не намерен. Вы, кажется, принимаете меня
    за одного из тех господ де Лавалей, которые неспособны сделать даже
    самое простое па менуэтап.


    Аббата де Тансена обвинили в сделке, носившей характер откровен-
    ной симонии. На суде Обри, обвинитель, сделал вид, будто исчерпал
    все доводы, и адвокат аббата с новым пылом принялся обелять своего под-
    защитного. Обри изобразил полную растерянность. Тогда аббат, который
    присутствовал при разбирательстве дела, решил воспользоваться удачно
    сложившимися обстоятельствами и предложил присягнуть в том, что он
    невиновен и стал жертвой клеветы. Однако Обри, прервав его, ответил,
    что в подобной клятве нет нужды, и предъявил суду подлинный текст
    сделки. Свист, улюлюканье и т. д. Де Тансену удалось все-таки удрать,
    и вскоре он уже состоял при посольстве в Риме.


    Впав в немилость, г-н де Силуэт был страшно удручен и своей отстав-
    кой, и особенно теми последствиями, которые она могла для него иметь.
    Больше всего он боялся, как бы о нем не стали сочинять песенок. Од-
    нажды, на званом обеде, встав из-за стола (за которым не проронил ни
    слова), он подошел к знакомой даме, которой доверял, и, весь дрожа,
    спросил: оСкажите мне правду: песенки уже распевают?п.


    В гербе Марии Стюарт была ветвь лакричника с подписью:
    оDulcedo in terraп-намек на безвременную кончину Франциска II.

    " оСладость в землеп (лат.).

    П Р И Л О Ж Е Н И Я



    ШАМФОР И ЕГО ЛИТЕРАТУРНОЕ НАСЛЕДИЕ

    В ряду французских моралистов XVII-XVIII вв. Себастьен-Рок
    Никола Шамфор занимает не первое место. Паскаль как мыслитель
    глубже его, Ларошфуко острее и последовательнее, Лабрюйер излагает
    материал систематичнее и обстоятельнее. Тем не менее Шамфору при-
    сущи особенности, в силу которых он ближе к современности, чем его
    великие предшественники.

    Он родился в 1740 г., умер в 1794 г.: таким образом, перед его гла-
    зами прошли те грозные события, которые наложили отпечаток на по-
    последующую историю Европы, причем он был не только наблюдателем
    но и участником этих событий. Биография его представляет немалый ин-
    терес: как биография всякого незаурядного человека и литератора, она
    впитала в себя характерные приметы эпохи.

    Шамфор был незаконнорожденным. Он родился в деревне близ го-
    рода Клермон-Феррана в Сверни. Отец его неизвестен, скорее всего он
    был духовным лицом. Воспитала его женщина по имени Тереза Круазе
    была ли она его настоящей или приемной матерью, тоже неизвестно. Фа-
    мидию Шамфор он присвоил себе сам, будучи уже взрослым. Тереза
    Круазе удалось определить его на половинную стипендию в парижский
    коллеж Де Грассен. Учился он отлично, но от карьеры священника отка-
    зался, заявив, что слишком любит покой, философию, женщин, истинную
    славу и честь и слишком мало ценит раздоры, лицемерие, почести и
    деньги.

    В жизнь он вступил, не имея ни состояния, ни связей, ни имени, ни
    страсти к наживе. У него были способности к литературе, и он подумы-
    вал о ремесле литератора. Но в те времена стать литератором, не прибе-
    гая к покровительству людей богатых и знатных, было делом очень труд-
    ным, а Шамфор покровителей не искал; для этого у него была слишком
    независимая, не идущая на сделки натура. Впоследствии он скажет
    оПрирода не говорит мне: _Будь беден!" - и уж подавно: _Будь богат!"
    но она взывает: _Будь независим!"п.

    см. настоящее издание, стр. 53. В дальнейшем все ссылки на сочинения Щам
    фора даются в тексте.



    Как и Деки Дидро, он перепробовал много профессий: был репетито-
    ром в богатых семействах, писал за гроши проповеди тщеславным, но ле-
    нивым священникам, занимался всякими литературными поделками. Нако-
    нец в 1761 г. он добился первого успеха-получил премию Французской
    академии за стихи на заданную тему: оПослание отца сыну по случаю
    рождения внукап, (*тихи эти риторичны и вялы. Академикам они понра-
    вились, но Руссо их сурово разбранил: с его точки зрения, юнцу незачем
    было прикидываться дедушкой.

    В 1764 г. на сцене Французского театра была поставлена одноактная
    стихотворная комедия Шамфора оМолодая индианкап. В печати встре-
    тили ее холодно, но Вольтер, чуткий к веяньям времени, отнесся к ней
    благосклонно. Он написал Шамфору любезное письмо, где есть такие
    слова: оЯ уверен, что вы далеко пойдете. Какое это утешение для меня-
    знать, что в Париже существуют столь достойные молодые люди)п.*
    Комедия имела успех и у публики. Объясняется это тем, что хотя оИн-
    дианкап - пьеса незрелая, наивная, в литературном отношении слабая, но
    в ней уже сказалась важная черта таланта Шамфора: способность живо
    отзываться на идеи, волновавшие его современников. Руссоистская тема
    духовного превосходства человека, не тронутого цивилизацией, над чело-
    веком, ею уже развращенным, занимала в последующие десятилетия умы
    многих писателей и поэтов. Этой теме, почти при самом ее зарождении, и
    посвятил Шамфор свою юношескую пьесу.*

    Дальнейшая литературная деятельность Шамфора протекала с пере-
    менным *'спехом, и он почти все время терпел нужду. Только к 1770-м
    годам кривая жизненных его удач резко пошла вверх. В 1769 г. он полу-
    чил премию Французской академии за оПохвальное слово Мольеруп,
    в 1770 г. была поставлена его одноактная прозаическая комедия оСмирн-
    ский купецп; наконец, в 1774 г. Марсельская академия присудила ему
    премию за оПохвальное слово Лафонтенуп, хотя все были уверены, что
    побед*' одержит другой соискатель-известный впоследствии критик и
    поэт Ж-Ф. Лагарп.*

    Таким образом, имя Шамфора становится широко известным. Эчи
    годы - наиболее благополучные в его жизни. Он не бедствует, его по-
    шатнувшееся здоровье понемногу восстанавливается, самые высокопостав-
    ленные дамы и вельможи ищут его дружбы. Красивый, начитанный, бле-
    стяще остроумный, он вращается в высших кругах общества, наблюдая их,
    так сказать, изнутри. Не отказываясь от светских развлечений, он не за-
    бывает и о литературе: пишет пятиактную трагедию оМустафа и Зеан-

    ' Voltaire's Correspondence, vol. 55. Geneve, 1960. р. 54 (_ 11052). Отдельное
    издание пьесы находится в Библиотеке Вольтера (см.: Библиотека Вольтера М-Л,
    1961.стр.244).

    ' Об этом см. вводную статью Ж. Шинара в кн.: La jeune illdienne, comedie ell
    un fcte et en vers, par Cllamfort. Princelon University Press, Princeton, New Jersey,

    Correspondance litteraire, philosopllique et critique, I. X. Paris, 1879, pp. 480-493-

    гирп, построенную по всем правилам классицизма и носящую отпечаток
    внимательного чтения Расина и Вольтера. Трагедия эта, как в общем все
    напечатанное при жизни ее автора, особого интереса не представляет,
    и она, подобно оИндианкеп и оСмирнскому купцуп, отмечена характерным
    для Шамфора восприимчивостью к злободневным общественным и нрав-

    ственным проблемам.

    В 1776 г. трагедия была поставлена в придворном театре Фонтене*
    и понравилась Людовику XVI и Марии-Антуанетте, а следовательно,
    всему двору. Королева пожаловала Шамфору пенсию в 1200 ливров
    принц Конде-в 2000 ливров. Он же предложил ему место своего секре-
    таря. Шамфор согласился, но ему очень быстро стало невмоготу
    дворце этого вельможи. Он дружил со многими титулованными и знат-
    ными людьми - во Франции XVIII в. круг людей образованных, спо-
    собных вести интересную беседу, оценить ум, остроумие, начитанность
    был узок и входили в него главным образом высшие слои дворянства.
    Но выступать у них в роли слуги он не желал. Шамфор засыпал
    принца стихотворными и прозаическими посланиями, умоляя уволить его.
    Любая неуверенность в завтрашнем дне была для него лучше благо-
    стояния, купленного ценой независимости. Вся эта история длилась пол-
    года.

    Шамфору сорок лет, и он начинает тяготиться своим образом жизни
    и светским обществом, которое слишком хорошо изучил.* В 1777 г. он по-
    селился в Стойле, городке близ Парижа, где более полувека назад жил пре-
    старелый Буало. Там Шамфор познакомился с женщиной, внушившей ей
    глубокую любовь-быть может, единственную за всю его жизнь. И это
    его возлюбленной осталось неизвестным. По некоторым письмам можно
    сделать вывод, что она была уже немолода, образованна и что вкусы
    совпадали со вкусами Шамфора. Они уединились в маленьком поместье
    Водулер неподалеку от Этампа, но продолжалась эта идиллия недолго
    подруга Шамфора внезапно заболела и умерла. Смерть ее он перенес
    очень тяжело. Друзья насильно извлекли его из Водулера и повез ее
    путешествовать по Голландии. По приезде в Париж он снова вернулся
    к литературной деятельности.

    К этому времени у Шамфора уже твердо сложились демократическим
    убеждения, которым он не изменял до конца своей жизни. Характерная
    фраза, оброненная им в Антверпене, когда, стоя на мосту с графом
    де Водрейлем, он глядел на грузчиков и плотников: оЧего стоит фран-
    цузский дворянин по сравнению с этими людьми!п, - воскликнул !
    Эти слова он подкрепил всей своей дальнейшей деятельностью. Впрочем
    следует заметить, что такие высказывания Шамфора не производили впе-
    чатления на его высокопоставленных друзей, которые видели в них всего
    лишь острословие: подобная позиция была характерна для многих аристо-

    ' Oeuvres completes lie Charnfort, t. V. Paris, 1825, p. 268.



    кратов предреволюционной Франции. оХотя у самых наших ног, - заме-
    чает в своих оМемуарахп Сопор, - [писатели] закладывали мины, кото-
    рые должны были подорвать наши привилегии, наше место в обществе,
    остатки прошлого нашего могущества, нам эти покушения даже нравились:
    не видя грозящей опасности, мы развлекалисьп.

    Убеждениям своим Шамфор не изменял никогда. С графом де Вод-
    рейлем его связывала искренняя дружба, но когда граф попросил Щам-
    фора написать что-нибудь поязвительней против озащитников чернип,
    Шамфор ответил письмом-мягким, дружелюбным, но непреклонным.
    Он отмечал в этом очень интересном документе, что речь идет о отяжбе
    между 30-миллионным народом и 700 тысячами привилегированныхп.
    оРазве вы не видите,-писал Шамфор,-что столь чудовищный поря-
    док вещей должен быть изменен, или погибнем мы все - и духовенство,
    и знать, и третье сословие?. . Я осмеливаюсь утверждать, что если при-
    вилегированные на всеобщую беду выиграют тяжбу, то нация, взор-
    ванная изнутри, еще века будет вызывать к себе такое же презрение,
    какое она вызывает в наши днип.* оЧто благороднее-принадлежать
    к отдельной корпорации, пусть даже к самой почтенной, или же ко всему
    народу, столь долго унижаемому, к народу, который, возвысившись до
    свободы, прославит имена тех, кто связал все свои чаяния с его благом,
    но может сурово отнестись к именам тех, кто был ему враждебен?п.'

    Наступил 1789 год. Революция не застала Шамфора врасплох.
    Он пишет одной из своих приятельниц: оВы как будто опечалены кончиной
    нашего друга-покойного деспотизма. Меня, как вам известно, смерть
    его нисколько не удивила. Правда, он испустил дух скоропостижно, поэ-
    тому какое-то время положение наше будет затруднительно, но мы выка-
    рабкаемсяп.

    14 июля 1789 г. Шамфор в числе первых вступает в Бастилию.
    Довольно ленивый по природе, он теперь лихорадочно работает:
    много пишет, принимает участие в выпуске серии оКартины революциип,
    где под гравюрами, изображающими такие события, как взятие Басти-
    лии или присяга членов Нацонального собрания в зале для игры в мяч,
    дает восторженный комментарий происходящего. Одновременно он под-
    готавливает для Мирабо, с которым тесно сдружился еще в 1784 г., речь
    против Академии: хотя Шамфор еще с 1781 г. сам стал ее членом, он тем
    не менее считает, что должны быть уничтожены все привилегии, в том
    числе и литературные. Когда в 1790 г. аббат Ранжар преподнес Шамфору
    грамоту о присвоении ему звания члена Анжерской королевской академии,
    в которой состоял ранее Вольтер, он отказался, мотивируя свой отказ
    тем, что намеревается выступить против всех академий. оПусть про-

    Comte de Segur. Memoires, он Souvenirs et anecdotes. t. I. Paris, 1842, p 39
    Oeuvres completes de Chamfort. t. V, pp. 294-295.
    Там me, стр. 301.
    Там же, стр. 306.

    цветают ваши ученые, ваши аббаты и каноники, но да здравствуют неза-
    висимость и равенство! Долой все оковы, все заслоны! Каждый человек
    должен иметь право на счастье и славу!п. В том же 1790 г. он пишет по
    поводу отмены литературных пенсий, которые были единственным источ-
    ником его существования: оЯ пишу вам, а в ушах у меня звенят слова:
    _Отмена всех пенсий во Франции!" - и я отвечаю: _Отменяйте что хо-
    тите, я всегда буду верен своим взглядам и чувствам. Люди ходили на
    голове, теперь они встали на ноги. У них всегда были недостатки, даже
    пороки, но это-недостатки их натуры, а не чудовищные извращения,
    привитые чудовищным правительством'п. Эта формулировка очень су-
    щественна для мировоззрения Шамфора. Придерживаясь руссонстских
    взглядов, но отнюдь не считая оестественного человекап совершенством.
    наделенным всеми добродетелями, он утверждал, что тирания уродует
    людей, воспитывая в них не присущие им от природы свойства. И когда
    французский народ сверг тиранию, Шамфор стал надеяться на век если
    не золотой, то по крайней мере разумный.

    Шамфору принадлежат афоризмы, которые дожили до наших дней,
    хотя об авторстве его все давно забыли. Это он придумал название для
    брошюры аббата Сийеса: оЧто такое третье сословие? Все. Чем оно вла-
    деет? Ничемп. И он же бросил лозунг оМир хижинам, война дворцамп.
    Шамфор не любил речей, произносил их редко, а когда произносил, то
    оставался верен своей афористической манере. о_Я - все, остальные -
    ничто"-вот что такое деспотизм... _Я - это мой ближний, мой ближ-
    ний-это я" - вот что такое народовластиеп (стр. 90) - такова одна
    из его речей, в которой, так же как в высказываниях по поводу акаде-
    мий и пенсий, заключена суть позиции Шамфора по отношению к ста-
    рому режиму и революции. Он был демократом до мозга костей, нена-
    видел привилегии любого сорта и вида, считал свободу величайшим и
    необходимейшим благом для человечества. На первых порах он горячо
    приветствовал революцию, его не испугали ее крайности-слова о том,
    что авгиевы конюшни не чистят метелочкой, тоже принадлежат ему. Он
    дружил с якобинцами, был даже одним из организаторов якобинского
    клуба, но, когда начался террор, принять его не смог.

    В 1792 г. он был назначен директором Национальной библиотеки.
    Времена становились все суровее, но Шамфор ни в чем не менял своего
    поведения и продолжал говорить то, что думал. Заслуги Шамфора перед
    республикой были велики, к нему относились снисходительно, пока им
    специально не занялся один из сотрудников библиотеки, некто Тобьезен-
    Дюби, метивший на его место. Он записывал словечки Шамфора и стро-
    чил доносы. оВо имя Республики никаких полумер! Сотрите в порошок
    этих людей, недостойных иной участи, и пусть патриоты радуются при

    '" Там же, стр. 310.



    виде своих врагов, поверженных во прахп,"-вот образец литературных
    упражнений Дюби. Шамфор ответил на его клевету печатно.'* И все же
    она возымела действие, тем более что в это время Шамфор отказал
    Эро де Сешелк) в просьбе написать брошюру против свободы слова.
    21 июля 1793 г. Шамфора арестовали и посадили в тюрьму Ле Малло-
    нет. Через несколько дней его выпустили, приставив к нему и его знако-
    мым, выпущенным вместе с ним, жандарма, которого они должны были
    совместно содержать.

    Тюрьма произвела на Шамфора тягчайшее впечатление. Он говорил
    потом, что это не жизнь и не смерть, а для него невозможна середина: он
    лолжен или видеть небо, или закрыть глаза под землей. И он поклялся,
    что покончит с собой, если его опять арестуют. На воле он продолжал ост-
    рить, и через месяц жандарм предъявил ему новый ордер на арест. Щам-
    фор попросил позволения выйти в другую комнату и там выстрелил себе
    ц голову. Вот как он сам рассказал впоследствии об этом своему другу,
    литератору Женгене: оЯ пробуравил себе глаз и переносицу, вместо того
    чтобы размозжить череп, потом искромсал горло, вместо того чтобы его
    перерезать, и расцарапал грудь, вместо того чтобы ее пронзить. Наконец,
    я вспомнил Семену и в честь Сенеки решил вскрыть себе вены. Но он
    был богат, к его услугам было все: горячая ванна, любые удобства, а я
    бедняк, ничего такого у меня нет. Я причинил себе чудовищную боль -
    и без всякого прока. Впрочем, пуля у меня по-прежнему в черепе, а это
    главное. Немногим раньше, немногим позже-вот и всеп.

    Истекающего кровью, его перенесли на кровать, и там он твердым
    голосом продиктовал следующее: оЯ, Себастьен-Рок-Никола Шамфор,
    заявляю, что предпочитаю умереть свободным человеком, чем рабом от-
    правиться в арестный дом; заявляю также, что если меня, в моем тепе-
    решнем состоянии, попытаются потащить туда, у меня еще достанет сил
    успешно завершить то, что я начал. Я свободный человек. Никогда меня
    не заставят живым войти в тюрьмуп.'* Все, естественно, считали, что он
    не выживет. Тем не менее к нему и на этот раз приставили жандарма,
    которого, опять-таки, он сам должен был содержать. Но Шамфор опра-
    вился, начал даже ходить, перебрался на другую, более дешевую квар-
    тиру: после того как он был принужден подать в отставку, средств к су-
    ществованию у него совсем почти не было. Впрочем, прожил он недолго.
    Через несколько месяцев одна из его ран нагноилась, и 13 апреля 1794 г.
    Шамфор умер.

    Умирая, он сказал аббату Сийесу: оМой друг, я ухожу, наконец, из
    этого мира, где человеческое сердце должно или разорваться, или оледе-

    " Цит. по: Chamfort. Mallimes et pensms. Presentation par Claude Roy, Paris,
    1963. p. 12.

    " Sebastien Chamfort a ses concitoyens en reponse aux calomnies de Tobiesen-Duby.
    In: Oeuvres completes de Chamfort, t. V, pp. 325-326.

    '* См.: Glinguene). Notice sur Chamfort. In: Oeuvres de Chamfort, recueillio
    et publiees par un de ses anils, I. I. Paris, [1795], pp. LX-LXH.

    нетьп.'* За гробом Шамфора-в те времена это было актом большого
    мужества-шли три человека: Сийсс, Ван-Прат и Женгене.

    Приблизительно год спустя П.-Л. Редерер попытался подвести итог
    литературной деятельности Шамфора, выступив на страницах оЖурналь
    де Парип со статьей оДиалог между редактором и другом Шамфорап.
    Как видно уже из заглавия, статья написана в форме разговора двух

    -людей, один из которых спрашивает, а второй отвечает. На вопрос ре-
    дактора, что же сделал для революции Шамфор, не напечатавший о ней
    ни строчки, следует ответ: оШамфор печатал непрерывно, только печатал
    он в умах своих друзей. Он не оставил произведений, написанных на бу-
    маге, но все, что он говорил, будет когда-нибудь написано. Его слова
    долго будут цитировать, будут повторять их во многих хороших книгах,
    ибо каждое его слово-сгусток или росток хорошей книгип. И дальше:
    оЧтобы [мь1сль] стала общим достоянием, ее должен отчеканить человек
    красноречивый, тогда чеканка будет тонкая и четкая, а проба- полновес-
    ная. Шамфор не переставал чеканить такую монету, порою - из чистого
    золота. Он не сам раздавал ее людям, этим охотно занимались его друзья.
    И нет сомнения, что он, ничего не написавший, больше оставил после себя,
    чем те люди, которые столько писали за эти пять лет и произносили
    столько словп.

    Редерер говорил это, не зная и даже не подозревая, что труд всей
    жизни его друга сохранился. Между тем после смерти Шамфора Жен-
    гене обнаружил папки с его записями. Возможно, кое-что и пропало, но
    большая часть была спасена. Эти заметки на клочках бумаги и есть

    -оМаксимы и мыслип, оХарактеры и анекдотып,-словом, все, что со-
    ставляет живое литературное наследие Шамфора. Произведения, напеча-
    танные при его жизни и принесшие ему кратковременную известность-
    стихи, пьесы, похвальные слова,-теперь устарели и не представляют
    большого интереса, если не считать подписей к оКартинам революциип.
    Материалы же, собранные им для труда, который он хотел озаглавить
    оТворения усовершенствованной цивилизациип, стали памятником чело-
    веческой мысли, вызывающей отклик и через полтораста лет.

    Впервые оМаксимып и оАнекдотып появились в свет в 1795 г. - их
    издал Женгене, предпослав книге рассказ о жизни и смерти Шамфора.

    Конечно, очень ощущается, что не автор подготовил книгу к печати.
    В ней есть повторения, проходные, малозначительные пассажи. Особенно
    это относится к оХарактерам и анекдотамп. Тем не менее книга и в та-
    ком виде достаточно едина, значительна и по-новому освещает темы, раз-
    работанные предшественниками Шамфора в жанре моралистики.

    Если обратиться к Монтеню, Ларошфуко, Лабрюйеру, то общим
    у этих столь различных писателей-моралистов оказывается их взгляд на
    неизменность человеческой природы, который согласуется со всем мировоз-

    " Там же.
    " Deuvres completes de Chain fort, t. V, pp. 346-347.



    зрением философов-рационалистов. Меняются формы проявления корысти,
    тщеславия, честолюбия, но существо их остается тем же. Поэтому не
    только бесполезны, но и вредны попытки коренного переустройства лю-
    бого социального строя. Начинать надо с человека. Если удастся изме-
    нить его к лучшему, усовершенствуется и общество. Добиться этого
    можно, только разъяснив людям, что порок ничего хорошего им не сулит
    и что в конечном счете добродетель выгоднее. Заняться таким разъясне-
    нием должны философы и писатели.

    Монтень в доказательство того, что человеческая природа всегда и
    везде одинакова, привлекает широчайший материал, черпая примеры на
    истории и Древней Греции, и Рима, и, конечно, Франции. Политические
    и социальные перемены не вносят, с его точки зрения, существенных
    поправок в эту природу. Более того, любая ломка общественного строя
    может привести к следствиям неожиданным и гибельным. оЯ разочаро-
    вался во всяких новшествах, в каком бы обличий они нам не явля-
    лись, и имею все основания для этого, ибо видел, сколь гибельные
    последствия они вызываютп,-пишет он в 23-й главе первой части
    оОпытовп. Нигде не становясь в позу проповедника, невозможную для
    этого великого скептика, он все же исподволь старается внушить читателю,
    насколько неудобен, обременителен порок и насколько существование чело-
    века, которым руководит разум, спокойнее и приятнее, чем жизнь того,
    кто подчиняется страстям.

    Этическая система Ларошфуко еще асоциальнее, герметичнее.
    Стараниями автора из нее изъято все, что носит следы конкретной исто-
    рической обстановки. С каждым новым изданием Ларошфуко все больше
    очищал свою книгу от упоминаний конкретных лиц и реальных событий.
    Людьми правит корысть-это положение он хочет сделать универсаль-
    ным, хочет вынести его за скобки всей истории человечества. Систему
    свою, основанную на наблюдениях над современной жизнью, он строит
    как незыблемую и вненсторическую. Ларошфуко не учит, а только кон-
    статирует, предоставляя людям самим делать выводы.

    Лабрюйер, живший во второй половине XVII в., уже куда историчное
    Ларошфуко. Его придворные, судейские, горожане относятся к опреде-
    ленной стране и эпохе. Он широко пользуется литературными опортре-
    тами с ключомп, т. е., не называя оригиналов, рисует их с такой досто-
    верностью, что его современники мгновенно узнают и называют тех, кого
    он имел в виду. Тем не менее он остается верным эстетике классицизма и
    характеры его одноплановы: ханжа-это только ханжа, болтун-только
    болтун, рассеянный-только рассеянный. Они не люди, а типы, свой-
    ственные всем временам и народам. оНельзя свести содержание моего
    труда к одному королевскому двору и к одной стране, - пишет Ла-

    " М. Монтень. Опыты. кн. 1. Изд. 2. М-Л., 1958, стр. 152.

    брюйер в предисловии к оХарактерамп,-это... исказит его замы-
    сел, состоящий в том, чтобы изобразить людей вообщеп.

    Как и Монтень, Лабрюйер считал, что лучший строй-это тот, при
    котором человек родился. оКогда человек, не предубежденный в пользу
    своей страны, сравнивает различные образы правления, он видит, что не-
    возможно решить, какой из них лучше: в каждом есть свои дурные и
    свои хорошие стороны. Самое разумное и верное-счесть наилучшим тот,
    при котором ты родился, и примириться с нимп. Отсюда вывод: менять
    надо не политическую систему, а существо человека. В отличие от Мои-
    теня и Ларошфуко Лабрюйер откровенно поучает; более того, он видит
    в этом смысл существования литературы, так как, с его точки зрения, для
    писателей онет и не может быть награды более высокой и бесспорной,
    чем перемена в нравах и образе жизни их читателей и слушателей. Гово-
    рить и писать стоит только для просвещения людомп. В этом вопроса -
    да и в ряде других - Лабрюйер уже полностью сближается с просветите-
    лями XVIII в.

    Иные предпосылки у Шамфора. В отличие от Монтеня, Ларош-
    фуко, Лабрюйера он утверждал, что человек изменяется под влиянием
    общественного строя, при котором живет. Таким образом, Шамфор пер-
    вый внес во французскую моралистику социальные категории. В канун
    революции 1789 г. устои монархии были уже так расшатаны, что исто-
    рические закономерности, еще недостаточно очевидные для сознания
    людей XVII в., обнажились и отмахнуться от них было трудно. Кор-
    рупция правящих слоев общества - высших кругов дворянства и духовен-
    ства, финансистов, откупщиков-дошла до крайнего предела. Гово-
    рить об их оисправлениип или о том, что такова человеческая природа,
    не приходилось. Любому вдумчивому наблюдателю было ясно, что
    коренные перемены неизбежны. Правда, и энциклопедисты, и Руссо боя-
    лись революции, считали, что ее можно и нужно избежать, но никому
    из них уже не пришло бы в голову сказать, что осамое разумное и вер-
    ное-счесть наилучшим тот строй, при котором ты родилсяп. Не прихо-
    дило это в голову, конечно, и Шамфору. То, что он видел вокруг себя,
    повергало его в ужас. Как произойдут перемены, к чему они сведутся, он
    не знал, но равнодушно смотреть на происходящее не мог. Он делал по-
    сильное: клеймил люден и явления словами, такими точными и язви-
    тельными, что, расходясь по Парижу, они становились общим достоя-
    нием. Это был его способ борьбы с произволом власть имущих, с соци-
    альной несправедливостью.

    Как было уже сказано, Шамфор находился под влиянием Руссо. От-
    правная его точка в оМаксимахп чисто руссоистская, правда своеоб-

    " Л а б р ю и е р. Характеры. М-Л., 1964, стр. 22.
    " Там же, стр. 207. *
    " Там же, стр. 21.



    разно преломленная. В первой же главе, оОбщие рассужденияп, он по-
    стулирует: оОбщество отнюдь не представляет собой лучшее творение
    природы, как это обычно думают; напротив, оно-следствие полного ее
    искажения и порчип (стр. 8). Затем, в той же главе, он заявляет, что
    создать общество людей вынудили остихийные бедствия и все преврат-
    ности, которые претерпел род человеческийп (стр. 19), а в главе восьмой
    делает окончательный вывод: оТруд и умственные усилия людей на про-
    тяжении тридцати-сорока веков привели только к тому, что триста мил-
    лионов душ, рассеянных по всему земному шару, отданы во власть трех
    десятков деспотов, причем большинство их невежественно и глупо, а каж-
    дым в отдельности вертит несколько негодяев, которые к тому же подчас
    еще и дуракип (стр. 83). Шамфор не разделяет иллюзий Руссо относи-
    тельно идеального оестественного человекап. И дикарю, по его мнению,
    свойственны недостатки. Но в цивилизованном обществе каждый чело-
    век является носителем не только своих недостатков, но и недостатков
    социального слоя, к которому он принадлежит. Если же все это усугуб-
    ляется пороками чудовищного строя, каким, с точки зрения Шамфора,
    является французская монархия XVIII в., то картина получается удру-
    чающая.

    Общество разделено на две неравные части. Большая, девятнадцать
    двадцатых, лишена всего, всех человеческих прав. Это бедняки, онегры
    Европып, как со свойственной ему энергией пишет Шамфор, определяя
    одновременно свою позицию в отношении социального угнетения в Ев-
    ропе и национального гнета в других частях света. Меньшая часть, одна
    двадцатая, обладает всеми правами, привилегиями, преимуществами. Она
    состоит из знатных вельмож, прелатов, откупщиков, людей невежествен-
    ных, ничтожных, корыстолюбивых, думающих только о своей выгоде,
    плюющих на народ. В этот узкий круг тех, кто правит Францией, нет
    доступа таланту, бескорыстию, честности. оКогда видишь, как настойчиво
    ревнители существующего порядка изгоняют достойных людей с любой
    должности, на которой те могли бы принести пользу обществу, когда
    присматриваешься к союзу, заключенному глупцами против всех, кто
    умен, поневоле начинает казаться, что это лакеи вступили в сговор
    с целью устранить господп (стр. 41). Но именно лакеи во главе
    со своим державным хозяином-королем управляют страной, позоря ее и
    ведя к гибели. Франция превратилась в лес, окоторый кишит грабите-
    лями, причем самые опасные из них-это стражники, облеченные правом
    ловить остальныхп (стр. 38). Человеку даровитому и благородному нег
    места в этом обществе. Положение людей искусства, в частности литера-
    торов, трагично: они - шуты, забавники, и только. Чтобы существовать,
    I'M приходится драться за милости, вырывать их друг у друга изо рта.
    Тому, кто не совсем утратил чувство собственного достоинства, смотреть
    на это невыносимо. оКогда какая-нибудь глупость правительства полу-
    чает огласку, я вспоминаю, что в Париже находится, вероятно, известное

    число иностранцев, и огорчаюсь: я ведь все-таки люблю свое отечествоп
    (стр. 87).

    За Шамфором закрепилась слава мизантропа. Но это несправедливо:
    он глубоко человеколюбив. Именно поэтому он так негодует, язвит,
    насмехается. Редерер приводит следующее его высказывание: оКто до-
    жил до сорока лет и не сделался мизантропом, тот, значит, никогда не
    любил людейп. Ненависть и отвращение к тем, кто облечен властью,
    и бессильная любовь к бесправным - вот источник одного из лейтмоти-
    вов оМаксимп: человек, в котором еще живо чувство собственного досто-
    инства, не может жить в обществе, дошедшем до такой степени мерзости.
    Он должен покинуть его, поселиться на лоне природы и там совершен-
    ствовать свой разум и характер.

    Сколько-нибудь последовательной социальной программы у Шамфора
    не было, но, подобно своим современникам, тдким как Вольтер, Дидро и
    другие, он мечтал о конституционной монархии или хотя бы о просвещен-
    ном монархе. Ряд анекдотов свидетельствует о том, что его интересовала
    личность Фридриха 11, короля прусского, хотя .тот уже не внушал ему
    особых иллюзий, как это было с Вольтером, пока последний не оказался
    при дворе этого солдафона в обличий философа и поэта. Опыт Вольтера
    не мог быть неизвестен Шамфору. Особенно привлекала его английская
    конституционная монархия - об этом говорят и его афоризмы, и пря-
    мые высказывания в письмах к де Водрейлю. Шамфор не помышлял
    о ко...
    Продолжение на следующей странцие...

    << | <     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 |     > | >>





     
     
    Разработка
    Numen.ru