ранснс возра-
зил, что это его личный секрет, которым он вовсе не обязан делиться
с правительством, поскольку на службе не состоит. К тому же, добавил
Франсис, он давно передал все эти сведения г-ну Морена, хотя п умолчал,
откуда их получил. Де Верженн удивился и попросил у Морена объясне-
ний. Тот ответил: оЯ в самом деле знал об этом, да все забывал вам
сказатьп.
Г-н де Трессан, некогда любовник г-жи де Жанлис и отец двоих ее
детей, под старость решил проведать своих отпрысков и приехал в Сийери,
одно из их поместий. Они лично проводили гостя в отведенную ему
спальню и откинули полог кровати, над которой заранее велели повесить
портрет своей покойной матери. Де Трессан обнял их, прослезился, они
тоже расчувствовались, и произошла трогательная, но до неприличия
смешная сцена.
Герцогу де Шуазелю страшно хотелось заполучить обратно письма,
написанные им де Калонну в связи с делом де Ла Щалоте но при-
знаться в этом прямо казалось ему слишком опасным. В результате между
ним и Каленном произошла забавная сцена. К-алонн поочередно вынимал
из портфеля тщательно пронумерованные письма и пробегал их, всяким
раз прибавляя: оВот это лучше бы сжечь!п - и отпуская иные насмешли-
вые замечания. Шуазель изо всех сил старался делать вид, что не придает
никакого значения происходящему, а Калонн, наслаждаясь его терзаниями,
приговаривал: оДело, которое мне ничем не грозит, утрачивает в моих
глазах всякий интересп. Любопытнее всего, однако, другое. Узнав об
этой сцено, д'Эгийон написал Калонну: оМне стало известно, сударь, что
вы сожгли письма г-на де Шуазеля, относящиеся к делу де Ла Шалоте.
Что до моих, прошу сохранить их в целостип.
Некий очень бедный человек, написавший крамольную книгу, восклик-
нул: оКогда же меня засадят в Бастилию, черт побери! Мне уже срок
платить за квартируп.
Когда Монтазе, сделавшись архиепископом Лионским, вступал в дол-
жность, старуха канонисса де*, сестра кардинала де Тансена, сделала
ему комплимент насчет его успехов у женщин и поздравила с сыном, кото-
рого родила от него г-жа де Мазарини. Прелат стал отпираться и ска-
зал: оДа будет вам известно, сударыня, что клевета не щадит даже вас.
История, которую рассказывают обо мне и госпоже де Мазарини, столь же
правдива, как и сплетни о вас и господине кардиналеп. - оВ таком случае
ребенок несомненно вашп,-невозмутимо ответила канонисса.
Накануне лиссабонского землетрясения португальская королевская
чета уехала в Белен на бой быков, что и спасло ее. Король-это факт,
за достоверность которого ручались мне многие французы, жившие тогда
в Португалии,-так никогда и не узнал истинных размеров катастрофы.
Сперва ему говорили, что разрушен десяток домов, затем - что разрушмю
несколько церквей; в Лиссабон он больше не вернулся и оказался един-
ственным человеком в Европе, на представлявшим себе, какое бедствие
постигло его столицу, хотя находился он всего в одном лье от нее.
Г-жа де К* сказала г-ну Б*: оЯ люблю вас за. . .я. - оАх, суда-
рыням-пылко прервал он ее. - Если вы знаете - за что, я пропал1п.
Я знал мизантропа, который в хорошие минуты говаривал: оОхотно
допускаю, что на свете бывают и порядочные люди, только никому не-
известно, где их искатьп.
Однажды во время сражения маршал де Бройль упорно не хотел
покинуть место, где он бесцельно подвергал себя опасности. Друзья
тщетно доказывали ему, что он не вправе попусту рисковать жизнью.
Наконец, один из них, г-н де Жокур, подошел к де Бройлю и шепнул:
к Не забывайте, господин маршал: если вас убьют, командование перейдет
к г-ну де Рутуп (так звали самого бездарного из генерал-лейтенантов).
При мысли о том, чем это грозило бы армии, де Бройль немедленно поки-
нул опасное место.
Принц Конти не любил г-на де Силуэта и дурно отзывался о нем.
Однажды Людовик XV сказал принцу: оА ведь кое-кто считает, что его
надо сделать генеральным контролеромп. - оЗнаю, - ответил принц. -
Поэтому я прошу ваше величество не выдавать меня, если он все-таки
получит эту должностьп. Когда назначение Силуэта состоялось, король
не замедлил сообщить об этом принцу и добавил: оЯ не забуду своего
обещания, тем более что вы ведете тяжбу, которую должен рассматривать
кабинетп. (Анекдот, рассказанный г-жой де Буффлер).
В день смерти г-жи де Шатору Людовик XV был очень удручен;
печаль свою он излил в весьма примечательной фразе: оКак ужасно, что
мне придется скорбеть еще так долго-я ведь доживу по крайней мере
до девяноста лет1п. Этот анекдот сообщила при мне г-жа де Люксембург,
своими ушами слышавшая восклицание короля. оЯ рассказала вб этом
лишь после кончины Людовика XVп, - прибавила она. Слова Людо-
вика XV действительно стоит сделать достоянием гласности-так при-
чудливо смешались в них любовь и эгоизм.
Некто пил превосходное вино, но от похвал воздерживался. Тогда
*озяин дома велел подать ему другое, гораздо хуже сортом. оХорошее
вино!п,-сказал молчальник. оНо это же пойло за десять су, тогда как
то, что вы пили раньше,-истинный нектар!п,-воскликнул хозяин.
оЗнаю,-ответил гость.-Потому я о нем ничего и не сказал: оно в по-
хвалах не нуждалосьп.
Чтобы не осквернять слово оримлянинп, Дюкло всегда называл совре-
менных римлян оитальянцами из Римап.
оДаже в юности, - говаривал мне М*, - мне нравилось увлекать жен-
щин, а не соблазнять их и уж подавно не развращатьп.
В разговоре со мной М* заметил: оЯ бываю только у тех, кого почи-
таю людьми более достойными, чем я сам: не такой уж я бездельник,
чтобы ходить в гости по каким-нибудь иным побуждениямп.
М* говорил: оХотя над браком принято смеяться, я не вижу ничего
смешного в супружеском союзе шестидесятилетнего мужчины и женщины
лет на пять помоложеп.
Г-н де Л* сказал мне о г-не де Р*: оЭто сосуд, куда общество сливает
свой яд. Он копит его как жаба,* источает как гадюкап.
О г-не де Каление, который был отставлен от должности, после того
как обнародовал дефицит, говорили: оЕго не трогали, пока он поджигал,
но наказали, чуть только он стал бить в набатп.
Как-то раз я беседовал с г-ном де В*, человеком, который, видимо,
избыл свои иллюзии еще в том возрасте, когда люди обычно сохраняют
способность к пылким чувствам. Я дал ему понять, что удивлен его бес-
страстностью. оЧто может интересовать человека, который изведал все? -
невозмутимо ответил он. - В свое время я, как и другие, был любовни-
ком светской дамы, игрушкой кокетки, забавой распутницы, орудием
интриганки. Что мне еще остается?п.-оСтать другом хорошей жен-
щинып. - оНу, такие встречаются только в романахп.
оУверяю вас,-сказал М* одному очень богатому человеку, - я от-
нюдь не нуждаюсь в том, чего у меня нетп.
Когда М* предложили должность, сопряженную с обязанностями, ко-
торые были бы слишком тягостны при его щепетильности, он ответила
оЭто место не отвечает моим честолюбивым замыслам - ни тем, что я ле-
лею сам, ни тем, что вынужден питать в силу своего пополненияп.
Некоего острослова, прочитавшего маленькие трактаты Даламоерн
о красноречии, поэзии и оде, спросили, что он думает об этих сочинениях..
оНе каждый любит есть всухомяткуп,-ответил он.
М* говорил: оЯ отвергаю те блага, что добываются с помощью про-
текции, готов, пожалуй, с признательностью принять те, что приносит нам
заслуженная репутация, но ценю лишь те, что дарует нам дружбап.
М*, который коллекционировал речи, произнесенные при вступлении
во Французскую академию, говаривал мне: оКогда я перелистываю их,
мне так и кажется, будто передо мною обгорелые остовы ракет-остатки
фейерверка, что устраивают в Иванову ночьп.
М* спросили, какое свойство делает человека особенно приятным
в обществе. оУмение нравитьсяп,-ответил он.
Одному человеку, некогда облагодетельствованному М*, сказали, что
последний ненавидит его. оПозволю себе взять ваши слова под сомне-
ние, - ответил он. - Насколько мне изнсстно, М* никогда не пытался
поколебать мое уважение, к самому себе, а ведь оно-единственное чув-
ство, питать которое меня обязывает моя признательность М*п.
М* всегда упорно отстаивает свои взгляды. Он мог бы даже прослыть
человеком последовательным, не будь так глупо то, чему он следует, и
пошел бы довольно далеко, если бы руководился убеждениями, а не
предубеждениями.
Некая юная особа, мать которой весьма раздражало то обстоятельство,
что дочери ее уже тринадцать, однажды в разговоре со мной призналась:
оМне хочется попросить у нее прощения за то, что она меня родилап.
М*, известный литератор, за три года ни разу не удосужился попро-
сить, чтобы его представили кому-нибудь из иностранных государей, то и
дело посещавших Францию. Когда я осведомился о причинах подобной
непредприимчивости, М* ответил: оВ театре жизни я люблю лишь те
сцены, где коллизии просты и естественны. Я понимаю, например, что и
км связывает отца с сыном, женщину с любовником, друга с другом,
сановника с искателем места, даже покупателя с продавцом и так далее.
В сценах же вроде аудиенции у иностранного государя, где все подчинено
этикету и даже диалог как бы расписан заранее, нет, на мой взгляд, ни-
какого смысла; поэтому они не вызывают у меня интереса. Предпочитаю
итальянскую комедию-там по крайней мере импровизируютп.***
В последние годы общественное мнение все сильнее влияет на государ-
стренные дела, назначение сановников, выбор министров. Вот почему М*,
желая посодействовать карьере одного своего знакомого, сказал г-ну
де Л*: оБудьте добры, устройте ему немного общественного мненияп.
Я спросил г-на Н*, почему он не бывает в свете. оПотому что я раз-
любил женщин и узнал мужчинп,-ответил он.
М* сказал о Сент-Ф., человеке без всяких правил и неразборчивом
в средствах: оОн, как собака, не отличает благовония от вонип.
Не без успеха поставив свою первую пиесу в театре, М* преиспол-
нился спеси и чванства, и тогда кто-то из друзей сказал ему: оДруг мой,
ты сеешь терния на своем собственном пути. Пойдешь по нему снова-
изранишь себе ногип.
Г-н де Б* говаривал: оСтоит лишь вспомнить, кого в обществе хулят
к кого хвалят, как у самого беспорочного человека на свете появляется
желание стать жертвой клеветып.
Некая дама, сын которой из-за чего-то заупрямился, сказала, что все
дети-ужасные эгоисты. оДа, - отозвался М*-У них все наружу:
они еще не приобрели светский лоскп.
Кто-то сказал М*: оВы ведь тоже добиваетесь уваженияп. Вот его
ответ, поразивший меня: оНет. Я просто сам уважаю себя, поэтому порой
меня уважают и другиеп.
Со времен Генриха IV до министерства кардинала де Ломени вклю-
чительно наше государство пятьдесят шесть раз отказывалось платить по
своим обязательствам. Вот почему, когда речь заходила о частых банкрот-
ствах французских королей, г-н Д* всегда вспоминал двустишие Ра-
сина :
И свой священный трон порою утверждают
На клятвах, что дают, но редко соблюдают.
Академику М* сказали: оКогда-нибудь и вы женитесьп. Он ответил:
Я долго осмеивал Академию и все-таки попал в нее. Теперь я в вечном
страхе, что и с женитьбой будет то же самоеп.
О мадмуазель, которая чуждалась корыстных расчетов, покорствовала
лишь велениям сердца и хранила верность своему избраннику, М* гово-
рил: оЭто очаровательная особа, ведущая самый достойный образ жизни,
хотя она и не девица, и не замужняяп.
Один муж предупреждал жену: оСударыня, у этого человека есть на
вас какие-то права - он был неучтив с вами в моем присутствии. Я этого
не потерплю. Пусть он грубит вам, когда вы с ним наедине; но не оказы-
вать вам уважения, когда я рядом, значит оскорблять меняп.
Однажды мой сосед по столу, указав на женщину, что сидела напротив
него, спросил меня, не жена ли она человеку, сидящему рядом с нем.
Я же, заметив, что последний за все время не перемолвился с нею ни
единым словом, ответил: оОдно из двух, сударь: либо они незнакомы,
либо она его женап.
Я спросил г-на де* женится ли он когда-нибудь. оНе думаю, - отве-
тил он и, рассмеявшись, добавил: -Я не ищу женщину, которая мне
подошла бы; более того, я даже не боюсь ее встретитьп.
Я спросил г-на де Т*, почему он пренебрегает своим талантом и, по
всей видимости, совершенно равнодушен к славе. Вот дословно его ответ:
"Когда потерпел кораблекрушение мой интерес к людям, вместе с ним
пошло на дно и мое честолюбиеп.
Некоему скромному человеку сказали: оИ в спуде, под которым таится
добродетель, порою бывают щелип.
Когда М* попробовали вызвать на разговор о различных злоупотреб-
лениях в общественной и частной жизни, он холодно отпарировал: оЯ каж-
дый день расширяю список предметов, о которых не говорю. Мудрее чс-?х
тот, у кого такой список особенно обширенп.
оЯ, - говорил г-н Д* - охотно предложил бы клеветникам и людям
злокозненным такой уговор. Первым я сказал бы: _Можете клеветать на
меня, но при одном условии: повод для клеветы (то есть какой-нибудь
незначительный, а порой и похвальный поступок) даю я сам, а клевета
.лишь вышивает по канве, не выдумывая ни фактов, ни обстоятельств.
Короче говоря, ваше дело-форма, а не содержание". Строящим козни
я сказал бы: _Злоумышляйте против меня, сделайте милость, но извле-
кайте из этого хоть какую-нибудь выгоду. Короче говоря, откажитесь от
сбыкновения вредить только ради удовольствия - ведь у вас есть такое
обыкновение" п .
Об одном нею-сном, но трусливом фехтовальщике, человеке остроумном
и обходительном с женщинами, но бессильном в постели, говорили:
оШпага у него острая, в речах он тоже остер, но клинок его всегда
гнется - он боится и дуэли, и любвип.
оВесьма досадно,-сетовал М*,-что мы так уронили значение ро-
гов. Я хочу сказать, что на них никто теперь не обращает внимания.
В былое время они давали их носителю определенное положение в светс-
ка него смотрели, как в наши дни смотрят, например, на игрока. А ныне
рогоносца просто не замечаютп.
Однажды, беседуя со мной о любви к уединению, г-н де Л*, известный
мизантроп, заметил: оНужно черт знает как сильно любить человека,
чтобы выдерживать его общество!п.
М* радуется, когда его называют человеком злым, точно так же как
иезуиты бывали довольны, когда их называли цареубийцами. Гордыня
всегда стремится управлять слабостью с помощью страха.
Один холостяк, которого настоятельно уговаривали жениться, шутливо
возразил: оДа спасет меня господь от женщин - от брака я спасусь и
с ам п .
Некто разглагольствовал о том, что публику следует уважать. оДа, -
согласился М*, - этого требует осторожность. Торговок презирают все.
но разве кто-нибудь рискнет задеть их, проходя через рынок?п.
Я спросил г-на Р*, человека весьма умного и одаренного, почему он
никак не проявил себя в дни революции 1789 года. Он ответил: оЗа трид-
цать лет я столько раз убеждался в порочности людей, взятых поодиночке,
что уже не жду от них ничего хорошего и тогда, когда они собираются
вместеп.
оУчреждение, именуемое полицией,-шутила г-жа де*, - должно быть,
.я в самом деле ужасное место. Недаром англичане боятся ее больше, чем
воров и убийц, а турки-больше, чем чумып.
оВсего несноснее в обществе-это, во-первых, плуты, а, во-вторых,
порядочные люди,-говорил мне г-н де Л* - Чтобы сделать жизнь в нем
сколько-нибудь терпимой, надо истребить первых и отучить от слабо-
душия вторых, а это столь же просто, как разрушить ад и перестроить
райп.
Д* немало удивлялся, видя, что г-н де Л*, человек весьма влиятель-
ный, не в силах помочь своему другу. А дело было только в том, что
слабохарактерность де Л* сводила на нет все выгоды его положения.
Тот, чья сила не подкреплена решительностью, все равно что бессилен.
Г-жа де Ф* считает, что главное во всяком деле-умно и красно-
речиво высказаться о нем, а все остальное приложится само собой.
Если бы какая-нибудь из ее подруг делала то, что она, г-жа де Ф*, со-
ветует, из них двоих вышел бы один отличный философ. Г-н де* метко
.сказал про нее: оОна отлично описывает действие слабительного, а потом
удивляется, почему ее тут же не прослабилоп.
Один острослов следующим образом описал Версаль: оЭто такое
место, где, даже опускаясь, надо делать вид, что поднимаешься; иными
словами, где надо гордиться тем, что вы знаетесь с людьми, знаться с ко-
торыми зазорноп.
М* говорил мне, что в общении с женщинами ему неизменно помогали
такие правила: оВсегда хорошо отзывайся о женщинах вообще, хвали тех,
кто тебе нравится, а об остальных не говори вовсе; водись с ними по-
меньше, остерегайся им доверять и не допускай, чтобы твое счастье за-
висело от одной из них, пусть даже самой лучшейп.
Некий философ признался мне, что, познакомившись с государствен-
ным устройством и порядками у различных народов, он сохранил интерес
лишь к дикарям и детям. Первых он изучает по книгам путешественников,
за вторыми наблюдает в повседневной жизни.
Г-жа де* говорила о г-не де Б*: оЭто человек порядочный, но неумный
и неуживчивый. Он - точь-в-точь окунь: безвреден для здоровья, но без-
вкусен и костистп.
М* не столько обуздывает свои страсти, сколько подавляет их. Он
сам признавался мне: оЯ вроде наездника, не умеющего сладить с ло-
шадью, которая понесла. Он убивает ее из пистолета и валится наземь
вместе с неюп.
Я спросил у М*, почему он отказался от многих предложенных ему
мест. оХочу быть человеком, а не действующим лицомп,-ответил он.
оРазве вы сами не видите,-говорил М*,-что я был бы ничем,
если бы не моя добрая слава? Стоит мне поскользнуться, как я слабеют
стоит мне оступиться, как я падаюп.
Весьма примечательно, что Кребильон и Бернар, пламенно воспе-
вавшие-один в прозе, другой в стихах-безнравственность и распут-
ство, умерли, страстно влюбленные в потаскушек. Трудно придумать
большую нелепость-разве что платоническое чувство, которое
г-жа де Вуайе до последнего своего вздоха питала к виконту де Ноайлю,
.ча еще сентиментальные любовные письма, дважды переписанные рукой
г -на Вуайе и найденные поем его смерти. Ими были набиты две шка-
тулки. И оба писателя, и чета Вуайе напоминают мне трусов, распеваю-
щих во весь голос, чтобы заглушить страх.
оДопускаю, что умный человек может сомневаться в верности любов-
ницы, - смеясь, говаривал г-н де*-Но сомневаться в неверности жены
может только дуракп.
Г-н Л* - прелюбопытный человек: ум у него насмешливый и глубо-
кий, сердце гордое и неколебимое, воображение беззлобное, живое и даже-
пылкое.
оВ свете,-говорил М*, - встречаются три сорта друзей: первые вас
любят, вторым нет до вас дела, третьи вас ненавидятп.
оНе понимаю,-удивлялся М*, - почему г-же де Л* так хочется,
чтобы я у нее бывал? Я почти перестаю презирать эту даму, когда н?
вижу ееп. Эти слова можно отнести и к светскому обществу в целом.
Д*, мизантроп и насмешник, говоря со мной о порочности людей,
сказал: оБог не насылает на нас второй потоп лишь потому, что первый
оказался бесполезенп.
Услышав, как некто обвиняет современную философию в том, что из-за
нее умножилось число холостяков, М* отпарировал: оПока мне не докажут,
что именно философы, сделав складчину, собрали те деньги, на которые
открыла свое заведение мадмуазель Бортей,*й' я по-прежнему буду счи-
тать, что нежелание мужчин жениться объясняется иной причинойп.
Н* говорил, что, вдумываясь в отношения людей, надо всегда прини-
мать во внимание, что их связывает: сердце или плоть-если это мужчина
и женщина; дружба или выгода-если это частное лицо и сановник или
придворный, и т. д.
Г-н де П* считал, что на публичных заседаниях Французской акаде-
мии следует читать лишь предписанное ее уставом, и подкреплял свое
мнение такими словами: оДелая что-нибудь бесполезное, следует ограничи-
ваться лишь самым необходимымп.
М* говаривал, что быть ниже принцев-прискорбно, зато быть вдали
от них-приятно. Второе с лихвой искупает первое.
Когда М* посоветовали вступить в брак, он ответил: оУ меня всегда
были две страсти - к женщинам и к холостой жизни. Первая уже угасла;
значит, надо лелеять хотя бы вторуюп.
оНеподдельное чувство встречается так редко,-заметил г-н де*,-
что порой, идя по улице, я останавливаюсь, чтобы полюбоваться собакой,
которая с аппетитом гложет кость. Это зрелище пробуждает во мне осо-
бенно острый интерес, когда я возвращаюсь из Версаля, Марли, Фон-
тенеблоп.
Г-н Тома-он был очень честолюбив-сказал мне однажды: оЯду-
маю не о современниках, но о потомкахп. оМного же вы почерпнули
в философии, если можете обходиться без живых людей, но нуждаетесь
в тех, что еще не родились!п,-ответил я.
Н* сказал г-ну Барту: оВсе десять лет нашего знакомства я полагал,
что с вами нельзя подружиться. Но я ошибался: это возможноп. - оКа-
ким же образом?п.-оПолностью отказаться от самого себя и непрестанно
боготворить вашу особуп.
Г-н де Р* стал с годами особенно суров и злоязычен: он растратил
почти всю свою снисходительность, а то, что осталось, приберегает для
себя .
Одному холостяку посоветовали жениться. Он отшутился и притом
так остроумно, что ему сказали: оЖене такого человека, как вы, не при-
шлось бы скучатьп.-оЕсли б она была хорошенькой, конечно, нет-
она развлекалась бы тем же, чем и остальныеп,-подхватил он.
М* обвиняли в мизантропии. оНет,-возразил он, - я не мизантроп,
но когда-то боялся, что стану им, и потому, на свое счастье, принял
нужные мерып.-оКакие же?п. - оСтал жить вдали от людейп.
оПора уже философии,-говорил М*-по примеру римской и мад-
ридской инквизиции завести свой собственный индекс._ Пусть и она
составит список запрещенных книг. Он у нее получится длиннее, чем у ее
соперницы: ведь даже в книгах, в общем одобренных ею, найдется до-
вольно мыслей, которые заслуживают осуждения, ибо противоречат тре-
бованиям нравственности, а порой и здравого смыслап.
оСегодня я был воплощенной любезностью и не позволил себе ни
одной грубостип,-сказал мне как-то г-н С*. В нем действительно ужива-
лись оба эти качества.
Однажды, шутя над женщинами и недостатками их пола, М* сказал
мне: оЖенщин надо или любить, или знать, третьего не даноп.
М* написал книгу, имевшую шумный успех, и друзья его настаивали,
чтобы он поскорей опубликовал следующее свое произведение-оно
очень им нравилось. оНет,-ответил он. - Надо дать зависти время
утереться - ее слюна ядовитап.
Молодой человек по имени М* спросил меня, почему г-жа де Б* от-
вергла его домогательства, а сама гоняется за г-ном де Л* которому ее
авансы явно не по сердцу. оМилый друг,-ответил я, - сильная и бога-
тая Генуя просила многих королей принять ее в подданство, но все отка-
зались, хотя воевали из-за Корсики,*й* обильной только каштанами, но
зато гордой и независимойп.
Кто-то из родственников г-на де Верженна спросил его,, почему он
позволил назначить министром по делам Парижа г-на де Бретейля, в ко-
тором все видели его, де Верженна, преемника. оЭтого человека,-
объяснил де Верженн, - знают у нас плохо: он долго жил за границей,
Он пользуется незаслуженно хорошем репутацией, и многие считают его-
достойным поста министра. Подобное заблуждение нужно рассеять, а для
этого он должен сесть на такое место, где все увидят, что представляет
собой барон де Бретейльп.
Г-на Л*, литератора, упрекнули за то, что он уже давно ничем не
радует публику. оА что можно печатать в стране, где время от времени
запрещают даже _Льежский альманах?п,-ответил он.
К г-ну де Ла Реньеру ездят все: у него отличный стол, хотя сам он -
человек смертельно скучный. М* не зря сказал о нем: оЕго объедают, но
не перевариваютп.
Г-н де Ф*, зная, что у его жены есть любовники, тем не менее вспо-
минал порой о своих супружеских правах. Однажды вечером он вознаме-
рился ими воспользоваться, но жена ответила ему отказом.
- Разве вам не известно о моей связи с М*? - возмутилась она.
- Велика важность!-возразил де Ф*.-Вы же были близки с Л*.
С*. Б*. Т*?
- Это совсем другое дело. Я не любила их, а лишь уступала своей
прихоти. А вот к М* у меня подлинное чувство, любовь до гробовой
доски .
- Простите, не знал. Считайте, что разговор исчерпан.
И действительно, больше они к этой теме не возвращались.
Когда эту историю рассказали г-ну де Р*, он воскликнул: оВозблаго-
дарим господа за то, что он сподобил людей довести брак до такой утон-
ченности п .
М* говорил: оМои недруги не в силах мне повредить: они не властны
отнять у меня способность разумно мыслить и разумно поступатьп.
Я спросил М*, намерен ли он жениться. оЗачем?-удивился он. -
Чтобы платить королю Франции подушную подать при жизни и тройную
двадцатину после смерти?п.
Г-н де* попросил епископам отдать ему загородный дом, куда тот
никогда не ездил. оРазве вам не известно,-ответил прелат,-что у каж-
дого человека должно быть такое место, куда ему никак не попасть, но
где, как мнится ему, он был бы счастливп. Г-н де* помолчал, потом отве-
тил: оЭто верно. Видимо, потому-то люди и верят в райп.
После возвращения Карла II Милтону предложили вновь занять
его былую и весьма доходную должность. Жена уговаривала его согла-
-ситься, но он ответил: оТы - женщина и мечтаешь ездить в карете, а мне
хочется остаться честным человекомп.
Я уговаривал г-на де Л* забыть обиды, нанесенные ему г-ном де Б*,-
аедь тот когда-то облагодетельствовал его. оБог заповедал нам прощать
обиды, но отнюдь не благодеянияп,-ответил де Л*
М* говорил мне: оЯ считаю короля Франции государем лишь тех ста
тысяч человек, которым он приносит в жертву двадцать четыре миллиона
девятьсот тысяч французов и между которыми делит пот, кровь и послед-
ние достатки нации в долях, чьи величины определены безнравственными
и политически нелепыми феодальными и солдафонскими понятиями, вот
уже две тысячи лет позорящими Европуп.
Г-н де Калонн, намереваясь впустить к себе в кабинет каких-то лая,
никак не мог отпереть дверь, о...ключ!п,-нетерпеливо выругался он, но
тут же спохватился и сказал: оПрошу извинить, но жизнь доказала мне,
'что только это слово помогает в любом затруднениип. И в самом деле.
-замок тут же открылся.
Я спросил М*, почему он предпочитает оставаться безвестным, лишая
людей возможности облагодетельствовать его. оЛучшее благодеяние, кото-
рое они могут мне оказать.-это предать меня забвениюп,-ответил он.
Г-н* что-то обещал г-ну Л* и дал ему в этом слово дворянина. оЕсли
не возражаете,-ответил Л*, - дайте мне лучше слово честного чело-
века п .
Знаменитый Вен Джонсон говаривал, что каждый, кто берет музу
в жены, умирает с голоду, тогда как тот, кто делает ее своей любовницей,.
живет припеваючи. Эти слова напоминают замечание Дидро-я сам слы-
шал от него эту фразу - о том, что литератор, если он человек разумный,
может сойтись с женщиной, способной состряпать книгу, но жениться
должен лишь на женщине, которая умеет состряпать обед. Но есть еще
одна, более приятная возможность: не брать в любовницы женщину, пи-
шущую книги, а в жены-вообще никакую.
М* говорил: оНадеюсь, наступит день, когда, выйдя из Националь-
ного собрания, где будет председательствовать еврей, я отправлюсьп
на свадьбу католика, который только что развелся с лютеранкой и теперь.
женится на юной анабаптистке, а после венчания мы все отобедаем у кюре,
тоже состоящего во втором браке, и он представит нам свою новую.
жену, молодую особу англиканского вероисповедания и дочь кальви-
нисткип.
Г-н де М* сказал мне: оТолько человек незаурядный осмеливаетсп
сказать фортуне: оЯ подпущу тебя к себе лишь при условии, что ты по-
корно наденешь на себя ярмо моих капризов", или дерзает заявить славе:
_Ты - всего-навсего потаскушка, и я готов поразвлечься с тобой, но не-
медля прогоню теья, если ты станешь чересчур развязной и назойливой п..
Говоря это, де М* живописал самого себя: у него именно такой характер.-
Об одном придворном, человеке легкомысленном, но, в сущности, не-
извращенном, говорили: оОн запылился на ветру, но не вывалялся
н грязип.
М* считал, что философ должен сперва обрести счастье, которое яв-
ляется уделом мертвецов, то есть стать неуязвимым для страдания и-
пребывать в покое, и только потом изведать счастье, доступное лишь
живым, то есть начать мыслить, чувствовать и радоваться.
Г-н де Верженн не любил литераторов: как известно, ни один из вы-
дающихся сочинителей не воспел в стихах мир 1783 года.*' По этому
поводу кто-то заметил: оПоэты молчат по двум причинам: во-первых,
этот мир ничего не принес поэтам; во-вторых, слишком непоэтичен
сюжетп.
Я спросил М*, почему он не женится-партия-то ведь выгодная.
оЯ не женюсь из боязни, как бы сын мой не вышел в отцап,-ответил
он, чем поверг меня в немалое изумление: я знал, что М* - человек
ц высшей степени порядочный. Тогда он пояснил: оДа, да, я боюсь, что
мой сын вместе с бедностью унаследует от меня неумение лгать, заиски-
вать, пресмыкаться и ему придется пройти через те же испытания, через
которые прошел яп.
Некая дама разглагольствовала о своей добродетели и, по ее словам,
слышать больше о любви не хотела. Услышав такие речи, один остро-
слов заметил: оК чему вся эта похвальба? Неужели она не может найти
себе любовника иным способом?п.
В дни собрания нотаблей кто-то попробовал заставить говорить по-
пугая г-жи*. оНе трудитесь,-вмешалась она. - Из него слова не вы-
жмешьп. - оНа что же он тогда годен? Заведите попугая, который, на
худой конец, умел бы кричать: _Да здравствует король!п. - оУпаси
меня боже! - воскликнула г-жа*. - Зачем мне такой попугай? Его тот-
час же назначили бы нотаблем*п.
Некоему привратнику дети его покойного хозяина отказались выпла-
тить тысячу ливров, полагавшуюся ему по завещанию их отца. Я посове-
товал бедняге истребовать эту сумму по суду. оНеужели вы думаете,
сударь,-возмутился он, - что я заведу с ними тяжбу? Ведь я служил
их отцу двадцать пять лет, а им самим служу уже пятнадцать*п. Даже
в несправедливости своих господ несчастный усмотрел лишь предлог для
того, чтобы сделать им щедрый подарок.
М* спросили, почему природа устроила так, что любовь не подвластна.
разуму. оПотому,-ответил он, - что у природы одна цель-продолже-
ние рода человеческого, а для того, чтобы ее достигнуть, вполне доста-
точно одной нашей глупости. Природе безразлично, обращаюсь ли я,
пьяный, к услугам служанки из кабака, а порой и просто уличной девки
или же после двухлетних домогательств получаю руку Клариссы,-
и в том, и в другом случае цель достигнута. А если бы я внимал разуму,
он уберег бы меня и от служанки, и от девки, и, вероятно, даже от Кла-
риссы. Что сталось бы с людьми, если бы они покорствовали только
разуму? Кто из мужчин захотел бы сделаться отцом и обречь себя на
бесконечные заботы в течение многих летЖакая женщина согласилась бы
расплачиваться девятимесячным недугом за несколько минут эпилептиче-
ских содроганий? Вырывая нас из-под ига разума, природа укрепляет
свою власть над нами. Вот почему в любви она равняет Зеновию с ее
птичницей. Марка Аврелия с его конюхомп.
М* - человек живой, впечатлительный и готовый откликнуться на
все, что он видит и слышит: если ему расскажут о благородном поступке,
он прослезится: если глупец попробует выставить его на посмеяние, он
улыбнетс я.
М* утверждает, что самое избранное общество-точная копия публич-
ного дома, который однажды описала ему некая юная обитательница
последнего. Встретив ее в воксале, он подошел и осведомился, где снею
можно увидеться наедине и потолковать о вещах, касающихся только их
двоих. оСударь,-ответила она, - я живу у г-жи* Это очень почтенное
заведение: там бывают только порядочные люди, и приезжают они почти
всегда в каретах. В доме есть ворота и премиленькая гостиная с зерка-
лами и красивой люстрой. Посетители порой даже ужинают у нас, и тогда
посуду им ставят серебрянуюп. - оСкажите на милость! . . Знаете, мад-
муазель, такое я видывал только в самом лучшем обществеп. - оЯ тоже,
а я перебывала в разных домах такого сортап. И тут М*, еще раз пере-
брав все подробности описания, начинает доказывать, что любая из них
в равной мере могла бы относиться и к высшему свету.
М* очень любит подмечать смешные стороны светской жизни. Он
просто ликует, когда узнает о какой-нибудь вопиющей несправедливости,
неудачном выборе сановника, смехотворной непоследовательности власть
имущих и всяческих безобразиях, столь частых в высшем обществе. По-
началу я счел его просто злопыхателем, но, познакомившись с ним по-
ближе, понял, откуда у него этот странный взгляд на вещи: человек
честный, он так пылал добродетельным негодованием, что для облегче-
ния душевных мук приучил себя к насмешливости, которая силится вы-
глядеть веселой, но подчас, выдавая истинную свою природу, становится
галькой и саркастической.
Дружба для Н*-это не что иное, как деловые отношения с его так
называемыми друзьями. Любовь для него-всего лишь добавок к хоро-
шему пищеварению. Все, что выше или ниже уровня его интересов, по-
просту для него не существует. Благородное и бескорыстное дружеское
участие или неподдельное сердечное увлечение кажутся ему бессмыслен-
ным безумством из числа тех, за которые сажают в сумасшедший дом.
Г-н де Сегюр издал ордонанс о том, что артиллерийским офице-
ром может быть только дворянин. Но так как ремесло артиллериста до-
ступно лишь людям образованным, этот ордонанс привел к весьма забав-
ному недоразумению: аббат Боссю, экзаменовавший выпускников воен-
ных школ, аттестовал одних простолюдинов; Шерен же, проверявший
их родословную,-одних дворян. Из сотни выпускников нашлось всего
человек пять, удовлетворивших и того, и другого.
Мне довелось однажды беседовать с г-ном де Л* о плотских утехах.
По его мнению, кто потерял способность быть в любви мотом, тот немедля
должен стать скупцом, так как, перестав быть богачом, он мгновенно
делается нищим. оЧто до меня,-признался он, - то как только мне
пришлось перейти от расплаты наличными к выдаче векселей, я сразу же
закрыл свой банкп.
Один писатель, которому вельможа дал понять, какое расстояние их
разделяет, сказал ему: оВаша светлость, я помню о том, о чем обязан
помнить; но я не забываю и о том, что быть выше меня куда легче,
нежели стать вровень со мнойп.
Г-жа де Л* - кокетка с иллюзиями: в первую очередь она обманы-
вает самое себя. Г-жа де Б* - кокетка без иллюзий: она обманывает
только других.
Маршал де Ноайль вел в парламенте тяжбу с одним из своих аренда-
торов. Восемь или девять советников в один голос отказались участвовать
в разборе дела, сославшись на свое родство с г-ном де Ноайлем. Они
действительно приходились ему родственниками, но только в восьмом ко-
лене. Сочтя такое тщеславие смехотворным, советник по имени Юрсон
встал и объявил: оЯ тоже отвожу себяп. - оНа каком основании?п. -
спросил первый президент. оЯ состою в родстве с арендаторомп,-ответил
Юрсон.
Когда шестидесятипятилетняя г-жа де* вышла за двадцатидвухлетнего
М*, кто-то назвал их союз браком Пирама и Бавкиды.
Когда М* упрекнули в холодности к женщинам, он ответил: оГоспожа
де К* сказала однажды о детях: _Я так и вижу ребенка, которого мне
не удалось родить". То же самое могу сказать и о женщинах. Я мысленно
нарисовал себе образ женщины, каких мало, и он ограждает меня от
женщин, каких много. Поверьте, я весьма признателен этой придуманной
мною дамеп.
оНа мой взгляд,-говаривал М*,-в обществе нет ничего смехотвор-
нее, чем брак и звание мужа, а в политике-чем королевская власть
и сан монарха. Вот два предмета, которые особенно меня веселят и дают
мне постоянный повод для шуток. Поэтому тот, кто сумел бы меня же-
нить или возвести на трон, отнял бы у меня добрую долю моего разума
и веселого нравап.
В одном обществе рассуждали о том, как свалить дурного министра,
запятнавшего себя множеством низостей, и один из его отъявленных
врагов неожиданно предложил: оА что, если подбить его на какой-нибудь
разумный шаг или честный поступок? Вот уж тогда его наверняка про-
гонят! п.
оЧто могут мне сделать вельможи и государи?-восклицал М*-
Разве в силах они вернуть мне молодость или отнять у меня способность
мыслить, утешающую меня во всех невзгодах?п.
Однажды г-жа де* сказала М*: оПо-моему, вы не очень увам
меня, и все из-за того, что одно время я часто виделась с господином
д'Юр... Сейчас я вам все объясню, и ато послужит наилучшим для меня
оправданием. Дело в том, что я спала с ним; не будь этого, разве
я стала бы его терпеть? Ненавижу дурное общество) Мне кажется, этого
довольно, чтобы извинить меня и в моих собственных, и, надеюсь, в ваших
глазахп.
Г-н де Б* ежедневно бывал у г-жи де Л*; ходили даже слухи, что
он намерен на ней жениться. Узнав о них, де Б* сказал кому-то из дру-
зей: оНа свете едва ли найдется мужчина, которого она не предпочла бы
мне; я плачу ей той же монетой. Мы дружны вот уже пятнадцать лет -
за столь долгий срок два человека не могут не понять, как мало симпа-
тичны они друг другуп.
оЕсли у меня и есть иллюзии насчет людей, которых я люблю, -
не раз говорил М*-то они, подобно стеклу на пастельной картине,
смягчают иные черты, но не могут изменить ни пропорции, ни взаимо-
отношения частейп.
Как-то раз в светской гостиной заспорили о том, что приятнее - да-
вать или получать? Кто говорил, что давать; кто утверждал, что, когда
людей связывает истинная дружба, удовольствие получать не менее утон-
ченно и даже более сильно. Один умный человек на вопрос, что он думает
по этому поводу, сказал: оНе знаю, какое из двух удовольствий сильнее,
но я всегда предпочитаю первое, то есть давать: оно долговечнее, и я не
раз убеждался, что люди не так быстро его забываютп.
Друзьям М* хотелось подчинить его волю своим прихотям; им это
не удалось, и тогда они заявили, что он неисправим. оЕсли бы меня
можно было исправить,-возразил он, - я давным-давно испортился бы.
оЯ равнодушен к авансам г-на де Б*, - говорил М*,-ибо не слишком
ценю в себе качества, которые так привлекают его. Я уверен: yзнай,
что именно я в себе ценю, он сразу отказал бы мне от домап.
Г-на де* упрекали в том, что он из породы врачей, которые все видят
в черном свете. оА это потому,-объяснил он, - что я наблюдал, как
санп за другим умерли больные того врача, который все видел в розовом
свете. Если умрут и мои больные, то, по крайней мере, меня никто не
посчитает болваномп.
Некто, не пожелавший вступить в связь с г-жой де С*, воскликнул:
оНа что человеку ум, как не на то, чтобы уберечь его от связи с г-жой
де С*?п.
Г-н Жали де Флери, занимавший в 1781 году пост генерального
контролера, как-то сказал моему другу, г-ну Б*: оЗачем вы все время го-
ворите о нации? Никакой нации нет, а есть народ, тот самый народ,
который еще в старину наши публицисты именовали _народ-раб, повин-
ный барщиной и податями по воле и милости господина"п.
М* предложили место доходное, но малоприятное. Он отказался, за
метив при этом: оЯ знаю, что жить без денег нельзя, но я знаю также,
что жить ради денег не стоитп.
Кто-то сказал об одном непомерном себялюбце: оОн, глазом не
моргнув, сожжет чужой дом, чтобы сварить себе два яйца вкрутуюп.
Герцог де*, некогда человек острого ума, умевший ценить общество
достойных людей, годам к пятидесяти превратился в самого заурядного
царедворца. Это новое ремесло и жизнь, которую он ведет в Версале,
полетать его дряхлеющему разуму, словно карты-старухам.
Кто-то спросил человека, который быстро поправил свое расстроен-
ное здоровье, как ему удалось этого добиться. оОчень просто,-ответил
чот: - прежде я рассчитывал на себя, а теперь считаюсь с собойп.
оСамое его большое достоинство-это имя,-говорил М* о герцоге
де*.-У него есть решительно все добродетели, какими только можно
разжиться с помощью дворянской грамотып.
Некоего молодого придворного за глаза обвинили в том, что он обо-
жает девок. Так как это обвинение могло бы рассорить с ним порядочных
и влиятельных женщин, слышавших весь разговор, один из друзей моло-
дого человека почел долгом возразить: оПреувеличение) Злостный навет)
Он и светскими дамами не брезгует)п.
М*, большой женолюб, говорил мне, что он не может обойтись без
женщин: они смягчают его суровый ум и дают пищу его чувствительной
душе. оВ голове у меня Тацит, а в сердце - Тибуллп, - заклю-
чил он.
Г-н де Л* утверждал, что брак следовало бы приравнять к аренде
дома, который можно нанять сроком на три, шесть, девять месяцев, а если
окажется подходящим, то и купить.
оМежду мною и вами та разница,-объяснял мне М*,-что вы всем
маскам по очереди сказали: _Маска, я тебя знаю", а я сделал вид, будто
они меня провели. Поэтому свет ко мне куда благосклоннее, чем к вам.
Вы отняли у других интерес к маскараду, да и себя лишили развлеченияп.
Если г-ну де Р* за день не удается написать ни строчки, он повторяет
слова Тита: оСегодня я потерял деньп.*
оСудя по мне,-говаривал М* - человек - преглупое животноеп.
М* выражал свое презрение к людям всегда одной и той же фразой:
оЭто предпоследний из людейп. оНо почему предпоследний?п,-спросили
у него. оЧтобы ни у кого не отнимать надежду: смотрите, какое их мно-
жествоп.
М*, человек слабого здоровья, но сильного характера, говорил о себе:
оФизически я похож на тростник, который гнется, но не ломается; нрав-
ственно же подобен дубу, который можно сломать, но нельзя согнуть.
_Homo interior, lotus nervus",' как сказал ван Гельмонтп.
Г-н де Л* - ему пошел уже девяносто второй год-как-то сказал Мнр:
оЯ встречал людей характера сильного, но не возвышенного, и людей
характера возвышенного, но не сильногоп.
Г-н д'А* оказал однажды большую услугу г-ну де К* и попросил
его держать это в тайне, что тот и выполнил. Прошло несколько лет,
они поссорились, и тогда г-н де К* рассказал о добром поступке д'А*.
Г-н Т*, общий их друг, узнав об этом, спросил де К* о причине такого
странного, на первый взгляд, поведения. Тот ответил: оЯ молчал о благо-
деянии д'А*, пока любил его. Заговорил же я потому, что больше его не
люблю. Раньше это была тайна д'А*, теперь-только мояп.
М* говорил о принце де Бово, большом ревнителе чистоты француз-
ского языка; оЯ заметил, что когда я встречаю принца на утренней про-
гулке и на меня падает тень от его коня (а он часто ездит верхом-этого
требует его здоровье), то потом я уже весь день не делаю ни единой
ошибки во французском языкеп.
Н* говорил, что его всегда приводят в изумление смертоубийственные
пиршества, которые задают светские люди. оДобро бы они приглашали
родственников-тут хоть можно рассчитывать на наследство, но зачем
звать друзей? Ведь от их смерти все равно никакого проку1п.
оЯ видел немало гордецов,-говаривал М*,-но все они мало чего
стоят. Единственный, кто по-настоящему горд,-это Сатана из милто-
нова _Потерянного рая'п.
' оЧеловек изнутри-сплошные жилып (лаг.).
оСчастье-нелегкая штука,-твердил М*-Его и в себе-то обрести
трудно, а уж в другом и подавноп.
Г-ну де* настойчиво предлагали уйти с поста, одно название которого
ограждало его от преследования могущественных врагов. оВы можете
остричь Самсона,-заявил он в ответ, - но не советуйте ему напраши-
ваться на головомойкуп.
На чье-то замечание о том, что М* необщителен, один из его друзей
заметил: оДа, 'ему противны те черты общества, которые противны при-
родеп.
Когда на М* нападали за его пристрастие к уединению, он обычно
отвечал: оВидите ли, к своим собственным недостаткам я притерпелся
больше, чем к чужимп.
Г-н де*, везде кричавший о том, как он дружен с Тюрго, явился
к г-ну де Морена и поздравил того с отставкой Тюрго.
Тот же самый друг Тюрго целый год не встречался с ним, после того
как он попал в немилость, а когда бывшему министру зачем-то понадо-
билось повидать де*, последний назначил местом встречи не дом
г-на Тюрго, не свой собственный дом, а мастерскую Дюплесси, кото-
рому позировал для портрета.
Тем не менее у него хватило потом наглости заявить г-ну де Берт. . .,
уехавшему из Парижа неделю спустя после смерти Тюрго: оЯ дневал
и ночевал у господина Тюрго, был его ближайшим другом и своими ру-
ками закрыл ему глазап.
Он стал высокомерно обходиться с г-ном Неккером, едва лишь у того
испортились отношения с г-ном де Морена, а когда Неккер попал в не-
милость, г-н де* вместе с Бурбулоном, врагом опального министра, от-
правился обедать к Сент-Фуа, хотя от души презирал обоих.
Начал он с того, что бесконечно злословил о г-не де Каление, а кон-
чил тем, что поселил его у себя. Точно так же сперва он обливал грязью
г-на де Верженна, а потом стал втираться к нему в доверие; для этого
он использовал д'Энена, но вскоре совершенно отстранил последнего.
Рассорившись с д'Эненом, он подружился с Ренневалем, который по-
мог ему вступить в очень выгодные отношения с г-ном д'Орнано, пред-
седателем комиссии по установлению границы между Францией и Испа-
иией.
Нсверующий, он на всякий случай постится по пятницам и субботам.
Выпросив у короля сто тысяч ливров на уплату долгов своего брата, он
делает теперь вид, что покрыл их денежками из собственного кармана.
Будучи опекуном юного Барт. . ., которому мать завещала сто тысяч экю,
обойдя при этом его сестру, г-жу де Верж. . ., он собрал семейный совет
и уговорил молодого человека не только отказаться от наследства, но
даже порвать завещание. А стоило Барт. . . совершить одну из свойствен-
ных юности ошибок, как г-н де* снял с себя обязанности опекуна.
Все, наверно, помнят, как нелепо важничал и чванился своим проис-
хождением и древностью рода Ле Телье-Лувуа, архиепископ Реймский.
В свое время его чванство было известно по всей Франции. Особенно
забавно проявилось оно при следующих обстоятельствах. Герцог д'А*,
несколько лет не появлявшийся при дворе, вернулся из провинции
Берри, где он был губернатором, и поехал представляться в Версаль.
По дороге его карета опрокинулась и сломалась. Стоял лютый холод.
Герцогу сказали, что починка кареты займет не меньше двух часов. В это
время герцог увидел, что выводят перекладных лошадей, и спросил, для
кого они предназначены. Ему сказали, что для архиепископа Реймского,
который тоже едет в Версаль. Тогда герцог отправляет вперед всю свою
челядь, оставив при себе только одного слугу, да и тому наказывает
держаться в сторонке, пока его не позовут. Приезжает архиепископ, и,
пока перепрягают лошадей, герцог велит одному из слуг прелата спро-
сить у своего хозяина, не согласится ли тот предоставить место в карете
дворянину, которому иначе придется томиться здесь еще два часа, ибо
его экипаж сломался и теперь в починке. Слуга передает просьбу архи-
епископу.
- А что это за человек?-спрашивает тот.-Хоть порядочный на
вид?
- Да, монсеньер, на вид очень благородный.
- Что это значит оочень благородныйп? Одет он хорошо?
- Просто одет, но хорошо, монсеньер.
- Слуги при нем есть?
- Кажется, есть, монсеньер.
- Поди узнай.
Лакей уходит и возвращается.
- Он велел им, не дожидаясь его, отправляться в Версаль.
- Aral Это уже кое-что, но отнюдь не все. Спроси у него, действи-
тельно ли он дворянин?
Лакей уходит и возвращается.
- Да, монсеньер, дворянин.
- Дай-то бог. Пусть он подойдет ко мне, посмотрим, что это за
птица.
Герцог подходит, кланяется. Архиепископ кивает ему головой и чуть-
чуть отодвигается, чтобы тот мог сесть на краешек сиденья. Тут он за-
мечает на незнакомце крест Святого Людовика.
- Сударь,-обращается архиепископ к герцогу,-мне, право, жаль.
что я заставил вас ждать, но, согласитесь, не мог же я предоставить
место в своей карете первому встречному. Теперь я знаю, что вы дво-
рянин. Полагаю, бывший военный?
- Да, монсеньер.
- И едете сейчас в Версаль?
- Да, монсеньер.
- Наверно, подать прошение в какую-нибудь канцелярию?
- Нет, в канцеляриях мне делать нечего. Я должен принести благо-
дарность. . .
- Г-ну де Лувуа? *'*
- Нет, монсеньер, королю.
- Королю? (Архиепископ отодвигается, освобождая немного больше
места на сиденье). Значит, король только что оказал вам какую-то ми-
лость ?
- Не совсем так, ваше преосвященство. Но это долго рассказы-
вать.
- А вы все-таки расскажите.
- Дело в том, что два года назад я выдал дочь замуж за человека
небогатого. . . (архиепископ снова рассаживается и теснит гостя), но очень
старинного рода (архиепископ отодвигается). Его величество соизволил
благосклонно отнестись к этому браку (архиепископ отодвигается еще
дальше) и даже обещал моему зятю первое вакантное место губернатора.
- Место губернатора? Наверно, в каком-нибудь заштатном горо-
дишке? В каком же?
- Нет, монсеньер, это не город, а провинция.
- Что я слышу, сударь!-восклицает архиепископ, забиваясь в са-
мый угол.-Место губернатора провинции? . .
- Да, и сейчас появилось такое место.
- А в какой провинции?
- В моей-Берри. Я хочу передать управление ею моему зятю.
- Как, сударь, вы губернатор? . . Значит, вы герцог д'А*? (архи-
епископ хочет вылезти из кареты). Что же вы сразу не сказали, ваша
светлость? Это же невероятно! В какое положение вы меня поставили!
Умоляю, простите меня за то, что я заставил вас ждать! . . Мерзавец
лакей не сказал мне. . . Слава богу, я хоть поверил вам на слово, что вм
дворянин,-теперь ведь любой проходимец претендует на дворянство.
Этот д'Озье такой бездельник! Я в полном смущении, ваша светлость!
- Успокойтесь, монсеньер. Не гневайтесь на вашего лакея за то, что
он счел меня человеком благородным. Не гневайтесь на д'Озье за то,
что он подверг вас риску дать место в вашем экипаже старому нетиту-
лованному вояке. И не гневайтесь на меня за то, что я влез к вам в ка-
рету, не представив своей родословной.
ДОПОЛНЕНИЯ
Людовик XIV заказал Куапелю портрет герцога Бургундского
и велел сделать копию с него: оригинал он хотел отправить в Испанию,
а копию оставить себе. Обе картины, п...
Продолжение на следующей странцие...
